Океания. Остров бездельников - Уилл Рэндалл Страница 58

Не менее красочно Смол Смол Том описывал специальный «чехольчик» для пениса — поразительно длинные деревянные трубки, которые носили бушмены, их племена жили в джунглях на нескольких тихоокеанских островах. К несчастью, я не слишком хорошо разобрался, каким образом прикрепляется эта деталь одежды, не говоря уж о том, как она удерживается в вертикальном положении. После непродолжительных размышлений я прихожу к выводу, что для моих целей подойдет что-нибудь попроще, и приступаю к его поискам. И хотя мне не нужна излишняя броскость — так, для повседневной носки, портняжное дело оказывается гораздо более сложным, чем я предполагал.

Первая попытка заканчивается полным провалом. Прикрепив к себе разнообразную растительность, я выхожу на берег, но стоит мне сделать пару экспериментальных движений бедрами, и весь костюм разваливается на части, падая на песок. Да уж, видно, требуется искать наряд понадежнее.

Зато мое следующее творение — настоящая травяная юбочка, если и имеет несколько вызывающий вид, сидит вполне прочно. Я успешно дохожу в ней до берега и даже пытаюсь исполнить несколько показательных прыжков. Юбочка продолжает держаться.

Для того чтобы окончательно убедиться в ее прочности, я решаю сделать пробежку по песку до поваленного дерева, лежащего в сорока ярдах от меня. Первые пять метров все прекрасно, по прошествии десяти мой крепеж начинает разбалтываться, а на двадцатом метре пояс оказывается ближе к коленям. Я возвращаюсь к чертежной доске и наконец создаю новый вариант — пусть и менее удобный, но зато вполне надежный. Для проверки ношусь будто помешанный по берегу, — прикид вполне надежно держится, хотя и щекочет.

Утро на безлюдном острове выдалось прекрасным. Огромные стрекозы размером с карандаш парят над кустами, мерцая крыльями в поисках нектара, а по земле без какой-либо очевидной цели шныряют гекконы длиной в фут. Целые косяки почти овальной по форме серебристой рыбы выскакивают из воды, создавая впечатление единого тела огромной морской рептилии, которая, изгибаясь, перебирается через отмели. Я сажусь на песок, наблюдая за этим фантастическим зрелищем, и начинаю ждать, когда появятся мои спасатели.

Учитывая свои стесненные обстоятельства, мне приходится возлежать, опираясь на локоть, как неопытная модель для не более опытного художника. К счастью, никто не может это видеть. Ибо вокруг ни души.

Проходит довольно много времени, а я все еще продолжаю ждать. Хожу взад и вперед по берегу, развлекаясь тем, что придумываю и записываю на песке остроумные послания, начинающиеся словами «здесь был». Потом расправляюсь с еще одним кокосовым орехом, который утоляет мою жажду и успокаивает уже бунтующий желудок.

Солнце достигает зенита и начинает шпарить вовсю, поэтому я перебираюсь в тень деревьев и мастерю себе шляпу из банановых листьев. Хотелось бы описать ее поподробнее, только как можно передать вид человека с двумя банановыми листьями на голове?

Лодок по-прежнему не видно. Интересно, почему?

Обычно здесь царило оживленное движение, поскольку обитатели соседних островов пользовались этим проливом для перевозки товаров в Мунду и из Мунды. Я бросаю взгляд на часы и понимаю, что они остались в шкафу дома.

Воскресенье!

Ведь наступило воскресенье — день посещения церкви и день отдыха, день пребывания дома с семьей и день ничегонеделанья (хотя в этом смысле он мало чем отличался от всех остальных в неделе). Впрочем, одно совершенно очевидно — он не не тот, когда люди запрыгивают в каноэ и отправляются на поиски бледнолицего, который оказался настолько глупым, что выпал за борт и теперь бродит по одному из отдаленных островов.

А может, по неизвестным мне причинам все вдруг решили отказаться от этого маршрута? Может, кто-нибудь заговорил треклятый пролив и теперь ни одна живая душа не осмеливается бросить вызов обитающим здесь злым духам?

Заговорил?

Злые духи?

Наверное, я схожу с ума.

А тогда почему обезлюдел Тетепаре? Этот большой остров более тридцати километров длиной к юго-западу от Рандуву был совершенно необитаем. Почему все его обитатели умерли от чумы, а те, что выжили, поспешно погрузились в каноэ и бросились наутек? Конечно же потому, что кто-то заговорил его. По крайней мере Имп в этом нисколько не сомневался.

Островитяне, хотя и стали убежденными христианами, по-прежнему верили в сверхъестественные силы и постоянно рассказывали истории о духах и мифических тварях, обитавших в джунглях. Например, Гримбл имел дело с целой бандой под названием Тааниканимомои — мертвые свистуны, которые появлялись и раскалывали черепа окружающим. И банда всегда нападала внезапно. Поэтому Гримбла научили специальному заговору, который он должен был произносить в тот момент, когда полагал, что рядом находятся Тааниканимомои.

Однако неизвестно, насколько многофункциональным является этот заговор. Да и все равно вокруг не было слушателей.

Я помнил, что сначала следует сделать духам подношение, потому с торжественным видом поднимаю перед собой наполовину выгрызенный кокосовый орех. Так.

Этот дар включает в себя подношение предков.

Это — твоя пища, Ауриариа; я никогда не совершал инцестов.

Это — твоя пища, Титуаабине; я ничем не навредил твоим созданиям.

Я хороши-и-ий! Я прикасаюсь к Солнцу, я обнимаю Луну.

Обрати вспять духов смерти, ибо я, Гримбл (тут я естественно заменяю имя на Рэндалл), молю тебя об этом.

Я не погиб. Со мной пребывают мир и милость. Мир и милость.

Все это походит на абсолютную белиберду, и я совершенно не понимаю, какое отношение к этому имеет инцест. Мало того, что имена тех, к кому обращены слова, произнести правильно никак не получается, мне совершенно невдомек, кто они такие. Но что хуже всего, я совсем не чувствовал себя хорошим.

Однако никто не мешает попробовать. Наверняка в этих предрассудках есть какое-то здравое зерно. Я знал, что ни один житель Мендали не решился бы выйти из деревни после захода солнца, опасаясь демонов, которые прятались за каждым деревом и кустом. При этом их совершенно не пугало вечернее плавание.

Впрочем, не сомневаюсь, что рано или поздно кто-нибудь здесь должен появиться.

Для того чтобы отвлечься от мысли о длительном вынужденном пребывании на острове, я отправляюсь на поиски чего-нибудь съестного, что не было бы упаковано в трехдюймовую оболочку и не требовало бы получасовой борьбы с ней.

В глубине острова я нахожу лиану, обвившуюся вокруг ствола засохшего дерева, с которой свисает несколько десятков маленьких пурпурного цвета плодов. И хотя их кожура плотная и сморщенная, мякоть весьма соблазнительна на вид. Я отрываю шкурку, и наружу выступает желтоватое желе, пронизанное мелкими зернышками. Осторожно принюхиваюсь к нему, словно это старые нестиранные носки. Плод источает запах классического напитка из тропических фруктов, однако я, еще не зная, что это маракуйя, решаю не добавлять себе проблем и отправляюсь дальше.