Дети разлуки - Васкин Берберян Страница 58

– Не понимаю я вас, современную молодежь, – вздохнул фельдфебель с очевидным укором. – Но ты не думай, что мы тебя так просто освободим, нам еще нужно кое-что уточнить, – припугнул он юношу.

Эту ночь Микаэль провел в камере, несмотря на то что монахи задействовали все свои знакомства, чтобы его выпустили на поруки.

– Надеюсь, это послужит тебе уроком, – отчитал его Волк, настояв на том, чтобы проводить мальчика до камеры.

Микаэль не поднимал глаз.

– Скажи мне, ты имеешь какое-то отношение к исчезновению девушки? Мне ты можешь сказать, и лучше, если сделаешь это сейчас, – добавил учитель.

Но юноша покачал головой и промолчал.

Он любил Франческу больше всего на свете. Известие о ее исчезновении сильно взволновало его, еще больше обострив и без того подавленное состояние. В начале он испугался, все ли с ней в порядке. Но, преодолев первоначальный шок, он задумался, пытаясь найти объяснение случившемуся. Он оставил ее, сбежал, даже не объяснившись. А она смотрела на него в растерянности, сидя на полу после падения. Вероятно, своим исчезновением она хотела привлечь к себе внимание. В последнее время она признавалась ему, что чувствовала себя одиноко, мать часто оставляла ее одну из-за работы, а отец бросил их ради новой семьи.

А тут еще он со своим непонятным поведением. Вероятно, Франческа почувствовала себя отвергнутой, и это после того, как она подарила ему свою девственность. Она любила его.

– Если до завтра это дело не прояснится, нам придется сообщить обо всем твоей матери, – пригрозил ему Волк.

– Она никогда не поверит. Моя мать знает меня лучше вас! – запротестовал он, сломавшись.

Волк сжалился над мальчиком, достал из кармана свою миниатюрную Библию и протянул ему, но Микаэль ее не взял.

– Надеюсь, ты найдешь здесь поддержку, которая тебе понадобится, – сказал Волк и положил книгу на койку.

Он подождал еще несколько секунд и наконец вышел из камеры, кивнув смотрителю.

– Отче! – окликнул его Микаэль, прежде чем тот исчез за дверью.

Волк оглянулся.

– А вы что думаете? Вы верите, что я невиновен?

Тот замешкался, не зная, что ответить.

– А, не важно, я не хотел ставить вас в неловкое положение, – сказал с огорчением юноша и махнул рукой.

Ночью ему снилось море.

Но это было не Эгейское море со сверкающей волной, а холодное и бесцветное.

Он находился на борту какого-то судна и исследовал его от носа до кормы, но так и не нашел ни одной живой души. Машинное отделение было пусто, хотя двигатели работали полным ходом, в кабинах тоже никого не было.

– Есть тут кто-нибудь? – кричал он на ветру. – Отзовитесь!

Наконец на мостике в носовой части он увидел стоявшего к нему спиной моряка, который спускал якорь. Между тем шум двигателей стих.

– Эй! – позвал он.

Но моряк не обернулся и продолжал спускать канат, пока не закончил свое занятие. Потом он сел на пол и прислонился спиной к шлюпке.

Микаэль приблизился к нему.

– Зачем ты это сделал?

Но тот опять не ответил. Он сидел, низко опустив голову.

– Зачем? Ведь мы еще не приплыли, – запротестовал Микаэль.

Чтобы рассмотреть его лицо, он приподнял ему голову.

– Ты… – пробормотал он, обомлев.

Лицо юноши, на которое он смотрел, было невероятно похоже на его собственное.

– Да, – ответил он, – это я.

– Но ты так похож на меня.

Юноша улыбнулся.

– Как две капли воды, – уточнил он.

– Что ты здесь делаешь?

– Я жду тебя.

– Зачем?

– Чтобы попрощаться с тобой, мы больше не увидимся. – Грусть подернула его глаза. – Я очень хотел познакомиться с тобой, – сказал он и протянул руку для пожатия.

– Но кто ты на самом деле?

Моряк улыбнулся еще раз и крепко пожал руку Микаэлю.

– Я твой брат, – ответил он.

Микаэль с сомнением рассмеялся:

– Это невозможно, у меня нет братьев!

В это мгновение кто-то сильно потряс его за плечо, и он проснулся.

– Вставай. За тобой сейчас придут, – сообщил ему карабинер.

Франческа вернулась домой.

– Значит, ты уезжаешь… – вздохнул Герасим и закашлялся.

Габриэль получил разрешение навестить его в госпитале.

– Да, корабль отчаливает через несколько часов.

Друг улыбнулся ему. Несмотря на проводимое лечение, он совсем не шел на поправку.

Когда в Магадане Габриэль сошел с корабля, он был похож на ходячее привидение. Он сильно исхудал и пал духом, сердце его было разбито. Заключенные строились в ряды на портовой пристани, когда на Герасима вдруг напал приступ рвоты, хоть он и выглядел немного лучше.

– Должно быть, морская болезнь, – сказал он Габриэлю, который бросился к нему на помощь. Но темные пятна свернувшейся крови на асфальте не обещали ничего хорошего.

– Теперь они обязаны лечить тебя. – Габриэль постарался подбодрить товарища.

Согласно протоколу, каждый заключенный при распределении должен был пройти медицинский осмотр в местном военном госпитале, который располагался в трехэтажном здании, отведенном специально для заключенных. На самом деле там отделяли здоровых людей от больных или тех, кто был уже при смерти. Заключенные, признанные годными, продолжали свой путь на рудники, остальных помещали в специальном приюте – это был последний этап перед концом.

– Ты узнал, куда вас везут? – спросил Герасим слабым голосом.

– Я слышал, в Певек.

– Певек? Да туда даже полярные медведи не ходят!

Умирающий заключенный захрипел в агонии на соседней койке, крупная опухоль на шее душила его.

– А вчера умер тот, что лежал напротив, – сказал Герасим, кивнув на пустую кровать.

Габриэль посмотрел в окно. Магадан лежал перед ним под ослепительными лучами солнца. Он увидел причалы в порту, которые, как клешни гигантского краба, обнимали три корабля. Один из них был готов отчалить. Посмотрел на сгрудившиеся бараки, на фабрики с дымящими трубами, на холмы вокруг, припорошенные снегом. Вдалеке заметил змейку дороги, ведущей на север.

– Тебе будет его не хватать? – пошутил над ним Герасим.

Габриэль обернулся. Он привык видеть вокруг себя изнуренных людей, но Герасим был не просто изнурен. Его голова походила на череп, обтянутый кожей. Он вспомнил, когда увидел его впервые в лагере: худого, потрепанного человека, беззубого, с больными деснами. Теперь у него был тот восковой цвет кожи, какой бывает обычно у людей, чьи дни сочтены.