День независимости - Ричард Форд Страница 58

– Не так чтобы.

– Что значит «не так чтобы»?

Она берет с пола свой бокал. Комар жужжит в моем ухе. Я более чем готов нырнуть в дом и забыть об этой теме.

– Не встречаюсь. И больше ничего. Наверное, познакомившись с женщиной, с которой мне захочется встречаться (ненавижу это слово – «встречаться»; меня больше устраивает «совокупляться», «трахаться», «перепихнуться» или «поиметь»), я понял бы, что это будет неплохо. Я имею в виду, для меня.

– Ясно, – коротко говорит Салли.

Настроение, которое подтолкнуло ее к попытке обуться, каким бы оно ни было, уже прошло. Я слышу, как она глубоко вдыхает и, подождав, медленно выпускает воздух. Бокал свой она держит за гладкое круглое донышко.

– Думаю, это ты встречаешься с другими мужчинами, – с надеждой говорю я. Запонки вспомнил.

– Конечно. – Салли кивает, глядя поверх перил веранды на желтые точечки, выступающие из тьмы на неопределимом расстоянии от нас.

А я снова вспоминаю, как мы, Разведенные Мужчины, сходились безопасности ради на борту тихого суденышка и любовно всматривались в загадочную сушу (быть может, вот в этот самый дом), воображая чужие жизни, вечеринки, прохладные рестораны, ночные любовные утехи, в которых нам так хотелось бы поучаствовать. Любой из нас поплыл бы против течения к берегу, лишь бы оказаться на моем теперешнем месте.

– И испытываю при этом странное чувство, – продолжает она, тщательно подбирая слова, – что делаю это, но ничего не планирую.

К великому моему удивлению (я, впрочем, не уверен, что увидел именно это), она снимает с уголка глаза слезу и растирает ее пальцами. Так вот почему мы остаемся на веранде. Я, однако же, не уверен, что она и в самом деле «встречается» с другими мужчинами.

– Чего тебе хотелось бы ожидать? – с чрезмерной серьезностью спрашиваю я.

– О, не знаю. – Салли шмыгает носом, давая мне понять, что слез больше не будет, беспокоиться не о чем. – Ожидание – это просто дурная привычка. Я предавалась ему прежде. Ничего, наверное.

Она запускает пальцы в свои густые волосы, чуть встряхивает головой, словно прочищая ее. Мне хочется спросить о якоре, земном шаре и цепочке, однако момент для этого неподходящий, поскольку так я всего лишь уличу ее в неверности.

– А тебе не кажется, что ты ожидаешь какого-то события?

Салли снова поворачивается ко мне, взгляд ее скептичен. Какой бы ответ я ни дал, она полагает, что он будет досадным, обманным или глупым.

– Нет, – отвечаю я в попытке быть искренним, на что, скорее всего, сейчас не способен. – Я даже не знаю – какого мог бы ожидать.

– Тогда, – говорит Салли, – что же хорошего в чем бы то ни было, если ты не ждешь никакого добра или не думаешь, что в конце концов будешь вознагражден? В чем состоит приятная тайна жизни?

– Приятная тайна в том, как долго протянется то, что у меня уже есть. Мне ее хватает.

Периода Бытования par excellence ^[48]. Салли и Энн едины в неприятии этой концепции.

– Боже, боже, боже! – Она откидывает голову назад, смотрит в беззвездный потолок и разражается странно высоким девичьим смехом: ха-ха-ха. – Я тебя недооценивала. Это хорошо. Я… да неважно. Ты прав. Совершенно прав.

– Был бы рад ошибиться, – сообщаю я с глупым, уверен в этом, видом.

– Хорошо, – говорит Салли, глядя на меня так, точно я – редчайшая из всех редких особей. – Ожидание оказалось ошибочным – это не совсем то, что называется «взять быка за рога», не правда ли, Фрэнки?

– Прежде всего, я никогда не понимал, зачем его брать за рога, – говорю я. – Это не самая безопасная часть быка.

Я не люблю, когда меня называют «Фрэнки», – как будто мне шесть лет, а пол мой установить пока не удалось.

– Ладно, послушай, – тон Салли становится саркастическим, – это всего лишь эксперимент, ничего личного.

Глаза ее вспыхивают, поймав исходящий откуда-то свет, – может быть, из соседнего дома, в котором зажгли лампы, отчего он стал уютным и манящим. Я был бы не прочь оказаться там.

– Какой смысл ты вкладываешь в слова «люблю тебя», когда обращаешься с ними к человеку? К женщине?

– Боюсь, мне не к кому их обратить.

Неприятный вопрос.

– А если бы было к кому? Вдруг кто-нибудь да и появится.

Этот допрос позволяет предположить, что я стал теперь симпатичным, но решительно нежеланным гостем, явившимся из другой этической системы.

– Тогда я буду осторожен.

– Ты всегда осторожен.

Салли многое знает о моей жизни и знает, в частности, что привередливым я иногда бываю, но осторожным – не часто. Снова ирония.

– Буду еще осторожнее, – обещаю я.

– И все-таки. Какой смысл ты вкладываешь в эти слова?

Собственно говоря, она может верить, что мой ответ окажется важным для нее, объяснит, почему одни пути были выбраны, а другие отвергнуты: «То была пора моей жизни, в которую мне посчастливилось уцелеть» или «Это и объясняет, почему я покинула Нью-Джерси и подыскала работу среди туземцев Паго-Паго».

– Ну что же, – говорю я, поскольку Салли заслуживает честного ответа, – это ведь все условно. Думаю, смысл таков: я вижу в ком-то достаточно того, что мне нравится, я создаю из этой его части целостного человека, а затем стараюсь удержать его рядом с собой.

– И какое отношение это имеет к любви?

Она смотрит на меня с напряженным вниманием, почти с мольбой, что, полагаю я, может и обнадеживать.

– Ну, нам придется согласиться, что именно такой и была – или осталась – любовь. Хотя, возможно, это слишком узкое определение.

(Впрочем, я так не думаю.)

– Да уж, – говорит Салли. Рыбацкое суденышко коротко гудит в океанской тьме.

– Мне не хочется преувеличивать, – говорю я. – После развода я пообещал себе никогда не жаловаться на жизнь. А отказ от преувеличений дает уверенность, что и сам я не сделаю ничего, заслуживающего жалоб.

Именно это я пытался объяснить нынче утром Джо, с его расплющенным шортами членом. Без всякого успеха. (Хотя что может значить такая неудача для того, кто за один день дважды обманулся в своих ожиданиях?)

– Но от твоих узких взглядов на любовь тебя, наверное, можно и отговорить, нет? Может быть, ты как раз это и подразумевал, сказав, что был бы рад ошибиться.

Произнося это, Салли встает, вновь воздевает руки, в одной из которых винный бокал, несколько раз поворачивает корпус налево-направо. Что одна ее нога короче другой, совсем не заметно. Росту в ней пять футов десять дюймов. Почти как у меня.

– Не думаю.