Варварская любовь - Дэни И. Бехард Страница 58

Но в тот день, когда Джамготи не заявился ближе к вечеру, он и объявил свое решение.

Сат-Пуджа уравновесил свой тюрбан и поднял голову.

Садху, сказал Джамготи. Мы станем садху.

Если в ашраме квартиросъемщиков и существовало табу, то это было оно. Сат-Пуджа так Джамготи и сказал. Что учитель сурово предостерегал против тех, кто избрал отречение от этого мира. Предполагалось, что садху приближались к Богу посредством лишений и страданий, но учитель был категорически против них. Садху, сказал он, не могут вступать в брак. И вообще учитель называл их туристами на дорогах жизненной боли.

А я уверен, что где-то есть люди, которые говорят противоположное, сообщил Джамготи Сат-Пудже. Я уверен, что другие могут обвинить обитателей этого ашрама в том, что те цепляются за мирскую безопасность. Только представь себе: вся мощь направлена исключительно на просветление.

Но Сат-Пуджа колебался.

Я не думаю, что ты по-настоящему во все это веришь, заметил Джамготи, со значением прищурившись и давая Сат-Пудже понять, что он не только стоит пристального внимания, но и обладает дерзостью и отвагой.

Знаешь, я думаю, что большинство здешних обителей всего лишь пытаются как-то разнообразить свою жизнь – жизнь типичных представителей среднего класса. Может быть, ты просто убегаешь?

Сат-Пуджа обдумывал этот довод тысячу раз. Внутренне он карал себя за не очень чистые духовные помыслы. За общим обедом тюрбаноносные директора компаний обсуждали корпоративный имидж. Хотя вероятность того, что однажды он мог бы влиться в их ряды, искушала, он сумел увидеть все глазами Джамготи – и понял, что сикхи просто привязывают его к системе, к правилам, очень простым, мирским правилам. Он читал труды буддистов, в которых говорилось, что жестокость возникает, когда рушатся чьи-то жизненные правила, и что вся мирская любовь и жажда любви оканчиваются в ненависти и боли.

Бросив грабли, Сат-Пуджа слушал Джамготи. Разбрызгиватели хрипели и фыркали. Туманилась даль. Колыхались небеса. Что это было за место? – думал он. Эта пустыня? Что это были за чудаки, искавшие традиций посреди американского пейзажа? Исчезли ли они так же, как исчезли бандиты и салуны? Это место тоже находилось посреди неизвестности. Солнце, казалось, опускалось прямо на ашрам. Отскочит ли оно, как резиновый мяч, оставив слегка припаленный след, и превратит этот рукотворный оазис снова в пустыню?

Все их приготовления заключались в импровизированных ритуалах: они разрезали свои кредитные карточки и расставили по всему трейлер-парку неровные стопки книг, похожие на примитивные каменные сваи. Харви отвез свою «Тойоту» на площадку, где продавали подержанные автомобили. Триста, сказал толстый мужик, светя объемистым животом сквозь разошедшуюся между пуговиц рубашку. Сат-Пуджа пытался настаивать на относительной ценности машины, но Джамготи положил ему руку на плечо.

Что касается «БМВ», то Джамготи признался, что машина принадлежит его матери и ее нельзя продать законно. Сат-Пуджа уже представлял себе, как они скатят машину с горы, или припаркуют где-нибудь в бедном районе по соседству, или продадут за гроши какой-нибудь мексиканской забегаловке. Однако вместо этого Джамготи вызвал шофера из агентства и отправил машину домой.

Поясной кошелек, одеяло, тюрбаны да пара мешковатых одеяний для йоги – вот и все, на чем они сошлись, да еще то, что у них было при себе в карманах, Джамготи уточнил, что это не столько для себя, сколько для нуждающихся, которые могут встретиться им на пути. Взяли они и кое-какие основные средства гигиены – маникюрные ножницы, зубные щетки, зубную нить, иголку и нитку для того, чтобы шить накидки из ветоши, как это делают странствующие буддисты.

Сат-Пуджу посетило искушение утаить кредитку или даже снять значительную сумму и скрыть наличные. Впрочем, удивляясь силе инстинкта самосохранения, он все-таки спрятал права и паспорт.

Они отправились в час предрассветной медитации. Именно в это время в холодном, живом воздухе сгущалась мистика. Завернувшись в одеяла, они прошли вдоль русла ручья по тропинке, проложенной мопедами. Разве мы не рядом с Лос-Аламосом, поинтересовался Джамготи, где создали первую атомную бомбу? Взошла луна. В небесах сияла звездная дорожка.

Вскоре они остановились на холме, чтобы помедитировать. Они контролировали дыхание, будто ныряльщики, и закрывали глаза, словно они погружались в воду. Их одеяла и одежда порыжели от пыли. Сат-Пуджа чувствовал теснение в груди и пытался сдержать мечущиеся мысли. Он вспомнил слова Джамготи: любовь, которая удерживает тебя от просветления. Он воображал, что ушел, дабы отказаться от привязанностей. Чья любовь, чья гибкая фигура спасла бы его от холодного бессмертия? Позднее они пытались отдохнуть, но оба были слишком взвинчены. Они спускались с горы наугад и, к своему удивлению, набрели на развилку троп. Ранним утром солнце отодвинуло тени, осветив даль за горным кряжем.

Джамготи не только внешне напоминал Лоуренса Аравийского, он, похоже, и чувствовал себя так же. Наконец, изнемогая от жары, они уселись под нависшей скалой, словно разбойники в засаде.

Пить хочется, сказал Сат-Пуджа. Он подумал о деньгах, спрятанных в поясной сумке, и о том, где бы им чего купить, Джамготи счел это нервозностью и уверил, что все пройдет. Пыль и жар словно сговорились – глаза Сат-Пуджи слезились. Он чувствовал, как ему не хватает воздуха, и жалел, что они не захватили с собой никакого питья. Он уставился в растрескавшуюся землю, словно решая замысловатую головоломку, которая расстилалась прямо у них под ногами. До этого он представлял себе, как они будут просить риса у хижин, медитировать под деревьями, пересекать безлюдные дали. Аскетическая жизнь предполагала очищение от всего мирского, но это был мир и еще кое-что в придачу. Его беспокоило, что они выглядят, как бездомные бродяги.

К наступлению темноты оба уже еле стояли на ногах. Они помедитировали и впали в поверхностный сон. Много раз, когда над раскаленной землей проносился ветер и горячая, тонкая струя высушивала пот под одеждой, Сат-Пуджа ощущал подъем духа, но очень скоротечный – все это были земные ощущения, противоречивые и мимолетные, совсем не то, о чем он мечтал. Когда дневная жара спала, они снова двинулись в путь. Взбираясь на гребень холма, они увидели шоссе и маяк заправки «Шеврон». Спотыкаясь и шатаясь, они бегом бросились вниз. Продавец за прилавком наблюдал за ними, поглядывая на телефон и держа палец на спусковом крючке. Они купили спортивный напиток и шоколадные батончики. Умеренность, умеренность, приговаривал Джамготи, когда они стали рвать обертку зубами. Продавец пробил им покупки одной рукой.

Снаружи они снова ели, не сдерживая отрыжку. Сат-Пуджу немедленно стало тошнить, но он был слишком счастлив, чтобы это показать. Они пошли прочь от заправки по бесцветному лунному пейзажу, временами пробираясь через заброшенные заборы из колючей проволоки. Скоро вокруг них осталась только странная тишина пустынной ночи, нарушаемая лишь гулом отдаленного шоссе или гудением тягача с прицепом.

Они шли так долго, что совершенно утратили ощущение времени. Они взошли на плоскую вершину одинокой горы и увидели сквозь заросли можжевельника, как неподалеку, словно из-под земли, вынырнул огонек. Он прыгнул, ненадолго исчез, снова появился, затем разделился на две фары. По дороге, которую они иначе и не заметили бы, медленно приближался пикап.