Развод - Майк Гейл Страница 58

1999 год

Пятница, 1 января 1999 года

2.10

Я и Ник возвращаемся в Лондон на его машине. Элисон и Джейн остались в отеле и, как я думаю, приедут утренним поездом на вокзал Кингз-Кросс. Мы не говорили о том, что произошло, и, похоже, не будем говорить об этом еще несколько дней, потому что я сам ни в чем еще не уверен. Работает печка, поэтому в салоне тепло, а за окнами кромешная тьма. Ровное, успокаивающее урчание мотора и музыка из стереосистемы создают у меня впечатление, что сейчас я нахожусь в самом спокойном и безопасном месте на свете. Мы едем и едем в ночи, а я все время думаю об Элисон. На душе у меня пусто и муторно оттого, что я нанес ей такой удар. Я не из тех людей, которые легко и бездумно оперируют словами «муторно на душе». У меня не бывает муторно на душе, когда я не могу записать очередную серию «Сайнфельда» [55]из-за того, что у меня вдруг сломался видеомагнитофон. У меня не бывает муторно на душе, когда я, выходя из метро, ступаю на тротуар, покрытый слоем воды и мои брюки промокают до нитки. У меня не бывает муторно на душе, когда мой компьютер выходит из строя и работа, над которой я пыхтел целый день, пропадает. Однако у меня муторно на душе, когда я понимаю, что больше не люблю женщину, с которой я хотел вместе прожить жизнь и состариться.

Я почувствовал это внезапно две недели назад, как ни странно, в супермаркете. В то субботнее утро мы с Элисон пошли в «Сейнзбериз» [56]в Мьюзвелл-Хилл. В основном в это время в магазине были парочки, живущие вместе и ведущие общее хозяйство, но чуть помоложе нас. Казалось, кроме них, никого в торговом зале и не было: повсюду мелькали выцветшие джинсы, футболки с надписями и рисунками, идеально уложенные волосы, каждая пара будто излучала флюиды какого-то самодовольства Они барражировали по торговому залу, держа в руках небольшие корзины для покупок, а я толкал впереди себя громадную телегу, в которой лежал свежий номер газеты «Индепендент» и большой пакет хлопьев, и подумал про себя: мы с Элисон были такими же, как вы. Мы складывали свои покупки в маленькие корзины. Мы были модными и современными. А я был даже крутым. Ведь одно время я был ведущим вокалистом в группе. Я ведь действительно им был.

Стоя в проходе секции фруктов и овощей, я приметил неописуемо красивую девушку. Она была фантастически хороша. Безупречно красива, оценивай ее хоть с миллиона разных точек зрения. Богиня. На вид ей было лет двадцать. У нее были длинные каштановые волосы. Одета она была очень просто: джинсовая курточка, под ней голубой джемпер, джинсы, простые башмаки для улицы, но все, что было на ней, по какой-то непонятной причине имело вид изысканного наряда, какого я никогда не видел ни на одной женщине. Я был уверен в том, что одень она на себя хоть мешок для мусора, даже он был бы ей к лицу. В довершение всего она была не одна: рядом с ней шел долговязый нескладный парень с кислым лицом, при взгляде на которого в голову невольно приходила мысль, а не водит ли она его с собой лишь для того, чтобы на его фоне подчеркнуть собственную красоту.

Они прошли мимо, не обратив на меня внимания. Не знаю почему, но я развернул свою тележку и пошел за ними. Они, взявшись за руки, шли по проходам, и она, казалось, смеялась надо всем, что он говорил. Мне стало ясно, что вместе они совсем недавно. Мне стало также ясно, что они любят друг друга. И я невольно почувствовал ревность к тому, что им подарила судьба. Этому парню, стоящему напротив меня, судьба послала такую девушку, которую мужчины должны ставить на пьедестал. Следуя за ними по проходу между стеллажами с хлопьями и крупами, я размышлял, а не прошло ли подобное мимо меня. Элисон было далеко до пьедестала. Она даже и над полом-то не приподнялась. Она была такой же, как я, — несовершенной, нескладной. Я знал о ней все. Никаких нераскрытых секретов уже не осталось.

А вот о девушке, идущей впереди меня, я не знал ничего. Я не знал, бреет ли она свои ноги в ванной бритвой своего парня или полирует их в салоне красоты. Я не знал, ходит ли она когда-нибудь в трусиках иного цвета, чем бюстгальтер. Я не знал, считает ли она зазорным чистить в ванне зубы, в то время как ее дружок сидит на унитазе. Относительно Элисон все это мне известно. Так же как и ей известно все обо мне. В этом у нас уже не было отличий. В какой-то точке нашего совместного пути мы как бы перемешались и стали меньше походить на самих себя. И все тайны, которые мы старались сохранять друг от друга, и все вопросы, касающиеся того, как пойдут и в какую сторону повернут наши жизни, исчезли. Ведь кроме обзаведения детьми (а их, согласно статистическим расчетам, должно быть 2,4 ребенка на семью), нам с Элисон уже ничего не осталось сделать, поскольку почти против всех мероприятий в перечне того, что необходимо сделать супружеским парам, стояли галочки.

Я во многих смыслах гордился тем, сколько препятствий я и Элисон преодолели за прожитые вместе годы: споры, неустойчивые состояния, временные разрывы, жизнь на расстоянии друг от друга, смерть моего отца и еще очень многое другое, — потому что с преодолением каждой такой ситуации наши отношения, казалось, обретали большую ценность. Некоторые события и положения, в которых нам довелось побывать, для других пар, возможно, имели бы роковые последствия, но не для нас. Для наших отношений они фактически не были угрозой, а скорее причиной, почему мы так долго пробыли вместе. Они помогли нам понять, кто чего стоит. Они помогли нам сконцентрировать внимание на наших отношениях. Они дали нам направление. Но что делать, когда вы, достигнув намеченного рубежа, к которому стремились всю свою жизнь, вдруг поняли, что вам в действительности все это не нужно?