Зимняя вишня - Владимир Валуцкий Страница 58

Уже лежали на земле недвижно первые павшие воины — франкские и вражеские, уже первая кровь окрасила траву; сеча кипела, и ярость росла у наступавших и защищавшихся.

Уже не раз коснулись острия мечей полотна возка и покрыли его зияющими прорехами, но окруженные оборонялись стойко.

Шалиньяк радостно хохотал, когда его удары достигали цели. В руках Злата меч был почти невидим — так проворно летал он перед ним, создавая неприступную полосу, за которую не решались ринуться разбойники. Поражал врагов Злат меньше, но стоял тверже, и сил был полон неиссякаемых. Бенедиктус недостаток воинского умения восполнял разнообразием способов защиты, орудовал не только мечом, но руками, ногами, а равно — языком, хуля и понося врагов.

Роже, до которого никому не было дела, стоял в стороне на коленях, вознося небу молитвы. Сжав руки, глядела на битву с телеги Янка.

Все ближе к возку враги, теснят его защитников, и некуда отступать, и черный рыцарь неподвижным изваянием по-прежнему возвышается на холме.

И тут Янка увидела мула Роже, который неподалеку от хозяина спокойно щипал траву.

Соскользнув с телеги, она стала красться к нему. До времени Янку не замечали, но когда она перекинула поводья и собиралась вскочить в седло, черный рыцарь, нахмурясь, пустил своего коня вниз. А у Янки запуталась в стремени нога, никак не тронуться с места, и рыцарь уже занес над ней свой страшный меч… Но Янку заслонил щит Ромуальда, и меч обрушился на лик прекрасной дамы.

— Я предупреждал тебя, брат, — сказал черный рыцарь, медля со следующим ударом.

В ответ Ромуальд, размахнувшись что есть силы, ударил по черному щиту. Но противник был несравненно искуснее — он отвел удар, усмехаясь.

— Что ж твои ангелы оставили тебя?

Снова замахивается мечом Ромуальд. И снова — без результата. Одного легкого движения довольно черному рыцарю, чтобы уйти от опасности. Это игра в кошки-мышки, и неспроста усмехается из-под забрала черный рыцарь своей леденящей усмешкой.

И когда Ромуальд в последнем отчаянном порыве пытается достать мечом соперника — хрустят на его груди пробитые доспехи.

— Ты сам пожелал этого. Аминь.

Ромуальд грохнулся с седла под копыта коня черного рыцаря.

Но Янка была уже далеко, мелькала на дороге меж холмами скачущая точка, и быстро катилось за ней облачко дорожной пыли.

Лес поредел, среди деревьев засветилась река. Повозка под эскортом светловолосых всадников прикатилась к берегу.

Там виднелись две узкие варяжские ладьи, на берегу догорал костер, и возле него сидели люди, такие же светловолосые, как всадники. Дородный ярл с золотой серьгой в ухе лениво спустился с ладьи в сопровождении улыбающегося Халцедония.

— Вот и мои попутчики, Рагнвальд, — сказал Халцедоний. — Русский монах со своей подружкой.

Анна гневно выпрыгнула из повозки:

— Опомнись, сарацин! Ты забыл, кто я!..

— Советую и тебе забыть, — молвил Халцедоний. — Разве это не подарок судьбы — сбежать из-под венца от старого развратника?

— Даниил! — в отчаянии оглянулась Анна. — Как он смеет! Франкский король молод и богат!.. У него перед замком сады из белых роз… и лебеди!.. и самые лучшие виноградники!

Халцедоний глядел на нее с печальным сочувствием.

— Последний бродяга — и тот скажет тебе, что Генрих стар и давно разорен.

Анна несогласно замотала головой, зажала ладонями уши:

— Лжешь! Лжешь!.. У Генриха самые лучшие угодья и пасеки, леса полны диких зверей! Он богат и молод! Иначе отец никогда бы не согласился…

— Увы! — развел руками Халцедоний. — В этом мире всем правит расчет. Продается все, от глиняных горшков до королевских невест. Вот твой друг, единственный и бескорыстный, — указал он на Даниила, и Анна с последней надеждой вперила в него взор.

— Вспомни — и спроси себя, Анна, — сказал Даниил, и Анна не узнала его голоса, звонкого и решительного, — почему никто из воинов не оглянулся, когда я увозил тебя?

— Почему?..

— Франки защищали свое золото, а не свою королеву.

— Так значит — ты все знал?.. — прошептала пораженная Анна. — Значит, вы — заодно, и ты знал, куда мы едем? Говори, Даниил! Ты — знал?

— Знал, — тихо, но твердо ответил Даниил.

Анна глядела то на Даниила, то на Халцедония, озиралась, как затравленный зверь, — и вдруг бросилась бежать в лес.

— Не ведает дитя, что творит, — вздохнул Халцедоний, по его знаку двое варягов настигли Анну, притащили назад и связали.

Анна пылающими глазами жгла Даниила.

— Предатель!.. Вор!

— Бог вас покарает, не троньте ее! — Даниил кинулся к Анне, но варяги схватили и Даниила.

— Поздно, монах! — произнес Халцедоний. — Еще никто не перешагивал пропасти двумя шагами. Свяжите неразумного тоже.

Даниила скрутили той же веревкой и вслед за Анной поволокли на ладью. Анна отодвинулась от монаха, насколько веревка позволяла, — и не молвила больше ни слова.

Ярл равнодушно скользнул взглядом по пленникам, воины убрали сходни, шесты уперлись в берег, плеснули о воду весла, и течение понесло ладьи на середину реки.

Иссечено в лохмотья полотно возка и забрызгано кровью, однако еще не кончена битва.

Но людям черного рыцаря недалеко до победы. Все реже хохочет Шалиньяк, и не до смеха ему, когда уцелело всего несколько франкских воинов. Длинные ноги Бенедиктуса торчат неподвижно из-под возка. И даже Злата начинают оставлять силы, хотя рубаха его по-прежнему бела и не видно на его теле ни единой царапины.

Уже прорвалось в возок несколько самых отчаянных разбойников, гремят в нем сундуки; уже не отбиться на этот раз Шалиньяку от обступивших его врагов — но вновь клубится пыль на дороге, по которой ускакала Янка, и уже не облачко — огромное облако!..

Обнаженные сабли и мечи сверкают из облака, как молнии, в рокот грома сливается конский топот. И развевается над войском королевское знамя с орлом, а за знаменем скачет на белом коне сам король Казимир в доспехах не по росту: тонкая шея торчит из ворота кольчуги, шлем велик, сползает ни лоб — но худое лицо с жиденькой бороденкой воинственно, и глаза горят давно забытым ощущением сражения!

Черный рыцарь оглянулся — победоносная лавина катилась на него; он крикнул что-то и первым, повернув коня, поскакал прочь.

За ним побежали воины, оставляя раненых, возок и несдавшихся его защитников.

Янка соскочила с коня, бросилась к Ромуальду, лежавшему на пригорке, наклонилась над ним послушать сердце — да не услышишь, не подступишься сквозь броню.

— Как же до тебя, железного, добраться? — Янка рванула нагрудные латы, раз, другой и третий — латы погнулись, подались, показалась грудь рыцаря. Янка приникла к ней ухом и радостно воскликнула: