Укрытие - Трецца Адзопарди Страница 58

А теперь перед ним стоит Мэри, прижимает к груди пустую жестянку из-под печенья. На крыле носа угольная пыль. Она говорит так быстро, что он не успевает разобрать слов, но по глазам понимает, что денег у нее нет. Она смотрит за его спину, на дом напротив. Тихонько выругавшись, поворачивается, чтобы снова войти в дом.

Входите скорее, говорит она.

Только дверь оказывается запертой. Она толкает ее, снова ругается. Мэри ведет его по улице, сгибается под порывами ветра.

Тино, он забрал деньги! И что мне прикажешь делать? — кричит она, вертит головой раз, другой поэтому, когда они доходят до проулка, Мартино становится совершенно ясно, что ей прикажешь делать. Как Илья сказал про Мэри? Сладкая. Но не для Мартино — для Мартино она отчаявшаяся женщина. Она берет его руки, прижимает ладони к своему лицу, ведет их вниз — по телу. Мартино хватает ее за запястье — пытается остановить. Он не примет плату в таком виде. Она заглядывает ему в глаза, умоляет, злится, а потом он решает, что спасен: из-за угла доносится женский крик, потом еще один — еще настойчивее. Ребенок, которого он почти что узнает, выбегает со стороны Площади, прыгает птичкой в кусты и исчезает. Другой ребенок, поменьше, смотрит на змейку голубого пламени.

В рассказе Мартино что-то не так. Он сидит с открытым ртом, уставившись в рюмку, пытается нащупать нить. Шевелит губами — репетирует.

Это чудо, что тебя нашли — он тычет в меня пальцем. Не забывай этого. Просто повезло.

Он кладет ладонь на стойку, показывает мне линии жизни и вторую, параллельную. Две линии жизни.

Вам повезло? — спрашиваю я. Эта демонстрация меня не убедила. Но он не закончил рассказ. Мне просто нужно запомнить его слова — на потом. Когда узнаю остальное.

Он кладет жестянку из-под печенья на стойку. При электрическом свете жесть превращается в серебро. Шляпа Фрэнки лежит на стойке слева, и Мартино понимает, что он у Джо. Он проверяет деньги, которые собрал, раскладывает на отдельные кучки банкноты, монеты, золото, составляет подробный перечень, а руки всё дрожат. Он пытается придумать, как сказать Фрэнки про пожар. Он уже прикидывает варианты: это сделал Илья — назло, или Джо, или тот, кого он не знает, или вообще никто. Мартино не жалко Фрэнки. После того как он понял, что приходится делать Мэри, ему хочется его убить. Он наливает стакан, опрокидывает залпом, наливает еще. И вдруг замечает, что манжеты рубашки дюйма на два не достают до запястья и все в копоти, волосы на руке черные и слипшиеся. Похоже на шубу той женщины — как ее зовут? Ева! Ему еще так хотелось шубу потрогать. Вспомнив об этом, он глядит на ладонь и замечает царапину, облизывает ранку — на языке-то бренди.

Ему ждать еще целый месяц, прежде чем Ева сама его отыщет.

Они все вверх дном перевернут, говорит она. Кто-то должен за ними приглядеть.

Она сидит в кабинке, пьет вторую порцию рома, натягивает подол юбки на колени. Но всякий раз, когда наклоняется, юбка все равно ползет вверх. Запах ее духов ему нравится. Его молчание манит ближе. Придвинься ко мне, говорит тишина.

Вы ведь друг семьи?

Мартино не отвечает. Он ощущает себя таковым. Он понижает голос, чтобы их не подслушали.

Жена Сальваторе туда ходит. Она за ними присматривает.

Эта Карлотта? Еще одна психическая, говорит Ева. Они если не возьмутся за ум, детей потеряют. Там такое творится!

Ева отказывается выпить еще, но, встав, оборачивается и касается его руки.

До скорого, говорит она.

Мартино нанесет семейству Гаучи визит.

Что там такое творится? Он стучит, но никто не отвечает, поэтому Мартино заходит за угол и направляется к высаженной двери в кухню. Во дворе валяются доски — по большей части обгоревшие. Он видит большую ножовку на скамье, горку блестящих гвоздей в газете. Когда он был здесь в последний раз, на этом месте стояла Мэри с ребенком на руках и выла, глядя в небеса. А теперь тут Фрэнки — без рубашки, на теле, несмотря на холод, поблескивают капли пота. Он сооружает клетку.

Это для чего? — спрашивает Мартино.

Для кроликов.

Великовата, говорит Мартино недоверчиво.

Для кроликов, упорствует Фрэнки.

Он ходит туда-сюда по тропинке, лавирует между досками и быстро говорит на родном языке. Мартино знает мальтийский, но не успевает разобрать поток слов, льющийся из глотки Фрэнки. Он глядит, как тот приколачивает доски одну над другой. Получается довольно беспорядочно. Руки у Фрэнки в ссадинах от молотка. Наконец остов принимает некую форму: спереди Фрэнки сделал продолговатый дверной проем, который заставил железной решеткой. Вверху выпирают острые концы прутьев. Фрэнки загибает их ладонью.

Как Мэри? — спрашивает Мартино. Как младенец?

Фрэнки поджимает губы. И выплевывает на родном диалекте:

Иль демоне, Мартино. Синистра. Синистра. Ла дьявола.

В доме Мартино находит Розу, Фрэн и Люку — они до сих пор в ночнушках. Сидят одна за другой на лестнице, как часовые. Люка на нижней ступеньке. Она обнимает руками колени и, моргая, смотрит на него.

Вам сюда нельзя, говорит Роза, и голос ее журчит ручейком. Это место проклято.

От них волной идет страх. Фрэн начинает выть.

Мы никого не можем пустить, мистер, говорит она. Мы прокляты! На нас порчу наслали!

Мартино замолкает, тяжело вздыхает. Это рассказ не про пожар.

Вот здесь… говорит он, пытаясь объяснить. Твоя кожа…

Он подносит раскрытую ладонь к моему лицу, но не дотрагивается до него.

Тут был пузырь — полный воды. Мартино поднимает рюмку; на стойке сверкает мокрый кружок. Он размыкает пальцем круг и ведет в мою сторону мокрую дорожку. Словно карту рисует.

Глаза закрыты, волосы обгорели.

Луис смотрит на меня. Теперь рассказ не нравится и ему, но мы застряли в «Лунном свете», в истории Мартино.

Тут было понятно, что заживет, что будет лучше. А это…

Он снова умолкает; остальное он может только показать. Мартино скрючивает руку, гнет ее к груди. Как Роза вчера утром.

Такое увидишь…

Пальцы выкручены, согнуты в клешню, тело невольно повторяет те же движения. Как будто нечто корчится в огне. Отчаянная попытка защититься.

Вот какая ты была. Фрэнки решил — Мартино распрямляет ладонь, — что в его дом пришел дьявол.

Он опорожняет рюмку, аккуратно ставит на стойку. Свет вокруг него матовый.

Они боялись, говорит он.

И тогда я понимаю.

Боялись меня.

Долорес, он был человек суеверный. Он был глупый человек.

Рассказ закончен. Я хочу спросить еще, но во рту у меня вязко, во рту у меня грязь. Я тянусь к рюмке, но она пуста. Не помню, как я все выпила. Луис резко спрыгивает с табурета.