Моя любимая жена - Тони Парсонс Страница 58

Билл прошел в ванную, где попытался принять душ и побриться. Там его застигли новые позывы на рвоту. Билл опять скрючился над унитазом, мучаясь от сухих спазм. Желудку было уже нечего выталкивать из себя. На кафельные плитки пола упало несколько капелек крови. Билл провел по щеке. Так и есть, порезался.

Дрожащими руками Билл оделся и… рухнул на кровать, обливаясь потом от напряжения. Стены спальни кружились перед глазами. Тогда Билл встал, и кружение прекратилось. Бормоча себе под нос: «Ничего, сейчас все пройдет», он вышел из квартиры, сопровождаемый тошнотой и волнами желудочной боли.

В лифте Билл почувствовал, что ноги отказываются его держать. Они привалился к дверце и стоял так, пока не достиг первого этажа. Солнечный свет показался ему раздражающе ярким. Несколько шагов по двору, и Билл понял, что на работу он сегодня не пойдет.

Он прислонился к новенькому «БМВ», поставленному здесь с вечера, и попытался унять сердцебиение. Из соседнего корпуса вышла Энни в спортивном костюме. Она опасливо покосилась на Билла. Он махнул ей, зовя на помощь, но было поздно. Энни начала пробежку. Через несколько шагов она обернулась через плечо и еще раз неодобрительно поглядела на Билла. На ней были кроссовки от Луи Вуитона. Билл и не подозревал, что эта фирма выпускает кроссовки.

Билл боялся оторваться от чужого автомобиля. Он искал глазами швейцара, но того нигде не было. Время словно остановилось. Надо позвонить в офис. Билл сунул руку в карман пиджака. Мобильник остался в квартире.

Небо затягивалось облаками. Двор, как назло, был совершенно пуст. Оставалось одно: вернуться в квартиру. Бормоча проклятия, Билл отлепился от «БМВ» и тут же потерял равновесие.

Он наверняка упал бы, если бы чьи-то руки не вцепились в лацканы его пиджака. Затем к первой паре рук присоединилась вторая. Билл открыл глаза. Он стоял между Дженни Первой и Дженни Второй. Переговариваясь по-китайски, женщины повели его к лифту. Обе были одеты во все черное. Вероятно, они собирались на похороны, но этот момент ускользнул от внимания Билла.

Порывшись в его карманах, Дженни Первая нашла ключи. Китаянки ввели Билла в квартиру и попытались уложить в спальне, но его опять начало тошнить. Дженни Первая деловито стащила с него пиджак и развязала галстук. Билл встал на колени перед унитазом, чувствуя, что весь вспотел. Китаянка похлопывала его по спине, но исторгать было нечего. Желудок Билла давно опустел.

Дженни Первая отвела его в большую спальню и зашторила окна. У Билла не хватило сил объяснить ей, что он спит не здесь, он спит в детской спальне, а эта принадлежит его жене и дочери и ждет их возвращения. Он не мог сейчас произнести столько слов подряд. Билл смиренно позволил китаянкам раздеть его до нижнего белья и уложить. От прохладных простыней пахло свежестью. Кровать была удивительно просторной.

Что было потом? Скорее всего, он уснул, а когда проснулся, то увидел рядом с постелью Цзинь-Цзинь. Обе Дженни что-то ей объясняли. Затем Цзинь-Цзинь пошла закрыть за подругами дверь. Стены спальни все время пытались кружиться. Только лицо Цзинь-Цзинь оставалось неподвижным, словно центр вселенной.

— Спите, — велела она.

— Я вам так… — пробормотал Билл, пытаясь сесть и взять Цзинь-Цзинь за руку.

Какая маленькая ладошка. Даже странно, что это ладонь взрослой женщины, а не ребенка. Цзинь-Цзинь нахмурилась и отдернула руку. Билл чувствовал, что должен сказать ей важные вещи, но его подвело дыхание. Оно вдруг стало затрудненным. Биллу приходилось сосредоточиваться на каждом вдохе и выдохе. А ему так хотелось сказать Цзинь-Цзинь… но мысли путались.

— Вам лучше помолчать, — сказала она.

Билл закрыл глаза. Малейшее движение отдавалось болью в животе. Даже сквозь закрытые веки едкие капли пота попадали ему в глаза. Усталость, навалившаяся на него, казалась нечеловеческой.

Потом ему немного полегчало. Билл снова потянулся к руке Цзинь-Цзинь. В этот раз она не отдернула ладонь. Где-то без конца звонил телефон, но им было все равно.

День казался бесконечно длинным. Все это время Цзинь-Цзинь находилась рядом. Несколько раз она помогала Биллу встать и дойти до туалета, где его рвало желчью. Таким беспомощным он еще никогда не был.

Потом Билл заснул. Он не знал, оставалась ли Цзинь-Цзинь у него на ночь.

На следующее утро, убедившись, что Биллу не стало лучше, Цзинь-Цзинь поняла: надо вызывать врача. Но какого и откуда? Преодолевая стыд, она полезла в карман его пиджака и достала бумажник.

— Мы привыкли говорить: «сердечная недостаточность». Но эти слова лишь сбивают пациентов с толку.

Слова кардиолога были обращены к Бекке, ее отцу и сестре.

— С точки зрения медицины сердечная недостаточность — понятие относительное. Само слово «недостаточность» подразумевает, что сердце плохо гонит кровь по венам и артериям. А если оно не справляется, пациент может умереть. — Его губы дрогнули, изображая нечто среднее между улыбкой и гримасой. — И такое иногда случается.

Кабинет этого известного и дорогостоящего специалиста не отличался размерами. Врачу было около шестидесяти. Подтянутый, загорелый. От отца Бекка знала, что кардиолог любит кататься на горных лыжах и мечтает поскорее выйти на пенсию. Создавалось впечатление, что сейчас он думал о близком уик-энде. Прием назначили на два часа, но пришлось ждать, пока врач не отпустит предыдущего пациента. Бекка убедилась, что утренние часы все же лучше. Утром не надо так долго просиживать в приемной, листая глянцевые журналы и мучаясь страхом перед вынесением врачебного вердикта. Пожалуй, эту приемную стоило бы переименовать в «комнату страха».

Кардиологу ассистировала тучная медсестра в голубом халате. Она включила просмотровый экран, прикрепив к нему рентгеновские снимки. Изображения даже отдаленно не напоминали сердце.

Бекка сидела между отцом и сестрой. Она слушала плавную речь кардиолога и думала: сколько пациентов ежедневно узнают от него, что обречены! Он умел говорить и говорил с профессиональным состраданием. Впрочем, каким же еще могло быть его сострадание? По нескольку раз в день этот врач видел ужас на лице очередного обреченного, а на лицах родных — слезы, отчаяние и нежелание верить в услышанное. Он был лишь «секретарем» судьбы, и не его вина, что она чаще выносила смертные приговоры, чем миловала. Что для него ее отец? Просто пациент, назначенный на два часа.

— Нездоровое сердце правильнее сравнивать с неквалифицированным работником, — продолжал свою речь кардиолог. — Он может работать вдвое усерднее, но не сделает и половины необходимого. А вот здоровое сердце…

У Бекки в сумочке зазвонил мобильный телефон. Грузная медсестра посмотрела на нее так, будто собиралась убить взглядом. Бекка открыла сумочку и увидела на дисплее служебный номер Билла. Не сейчас. Она выключила мобильник.

— Простите, я забыла его выключить, — сказала она, словно оправдывалась перед сердитой толстухой.

До этого звонка они сидели, держась за руки. Сейчас пальцы отца и сестры вновь сжали ладони Бекки, словно хотели удостовериться, что она останется здесь.