Дети гламурного рая - Эдуард Лимонов Страница 58

Он жил в огромной квартире в доме 57, на этой самой Вьей дю Тампль, т. е. улице Сторожевой башни Тампль (храма тамплиеров), метрах в пятистах от моей рю дез Экуфф. У него собрались музыканты, подозреваю, что все они были живыми легендами, правда, для меня, плохо образованного в музыке, их имена остались неизвестными. Но если судить по уровню литературных друзей Лейси — там, например, я встретил несколько раз знаменитого Брайана Гузена, того самого изобретателя метода «cut-ups» (нарезки), который подарил этот метод своему ученику Уильяму Берроузу, — то там собрались, ей-богу, гении. Ну и, конечно, сопутствующие богеме drug dealers с бриллиантами на толстых пальцах, истеричные женщины, юные смазливые алкоголички. Там было весело, шумно — вертеп, одним словом. А что вы хотите от людей искусства, они же не протестантские священники, не свидетели Иеговы!

Подруга Стива, Ирен, имела еще больший рот, чем Наташа Медведева, она порой выступала вместе со Стивом, жутко завывая под аккомпанемент саксофона. Я до сих пор не понял, было ли это высокое искусство или черт знает что, это ее завывание, профанация какая-нибудь.

Я был намного моложе их всех, и уже известен, и русский — значит, экзотический, потому Стив приглашал меня с удовольствием. Он пил со мной, никогда не пьянел, только бледнел. И оставался очень спокойным, я же говорю — как Хэмфри Богарт. На музыканта он был не похож (я надеюсь, он жив еще), облик бухгалтера, как у Уильяма Берроуза. Ирен как-то пожаловалась мне, что очень пьяный Стив со стеклянными глазами хотел ее как-то убить, и, спасаясь, она выбежала на рю Вьей дю Тампль.

В те годы, с 1985-го по январь 1987-го, мы плохо жили с Наташей, а в июле 1985-го совсем разъехались по разным квартирам, потому она не поехала к Стиву Лейси. Она не любила ходить со мной в одни компании, потому что ревновала меня к людям. А жаль, Стив был великолепным экземпляром джазового музыканта, невозмутимым и старомодным, великолепным экземпляром ex-patriot, обиженным на свою страну и чувствующим себя в Европе как рыба в воде. Таких, как он, теперь можно увидеть только в фильмах. А рыжая носатая дылда Ирен — его подружка! О, какие типы! Не удивлюсь, если он еще до сих пор живет там, в доме 57 по рю Вьей дю Тампль, проходит через двор в сером костюме, при галстуке, саксофон в футляре мерно покачивается в такт походке. Здоровается с консьержкой:

— Bonjour, madam!

— Бонжур, мсье Стив, — отвечает ему консьержка.

Егор Летов: Красный Егор

Люди запоминаются сценами. Сцена не первая, но вторая. В начале декабря 1994 года Егор Летов приехал в Москву. Вместе с сибирским рокером Манагером, лидером группы «Родина», они пришли в помещение «Советской России», там у моего друга Дугина была комната, за которую он платил главреду «Савраски» Чикину «натурой» — делал для него переводы с языков. Оба сибирских рокера пришли в тулупах, Манагер краснощекий, а Егор — бородатый и усатый.

— Вы как ходоки к Ленину, ребята! — сострил Дугин.

Мы тогда выпустили первый номер «Лимонки», были горды собой. В редколлегии у нас значились: Летов, Марго Фюрер (Наташа Медведева), Дугин, я… О, героические дни, первые дни начинаний! Тогда мы запустили проект, а он раскручивается до сих пор. Только из отцов-основателей остался один лишь я.

Летов никогда не скрывал, что он красный. И с самых первых дней газеты и партии убеждал нас покраснеть. В конце концов, так и случилось, но через четыре года, в 1998-м, когда ушел от нас Дугин. Летов никуда не уходил, он лишь то отдалялся, то приближался к нам, то говорил, что он не член НБП, то, что он член НБП, в зависимости, возможно, от внутреннего состояния.

Сцена третья. Мы идем отдельной молодежной колонной совместно с Анпиловым и его войсками. Это лето. Не то май, а скорее всего 22 июня 1995 года или 1994-й. На Воробьевых горах концерт завершается митингом с грузовика, а далее, как было заявлено, будет петь «Гражданская оборона». Панки со всего города влились в нашу колонну еще по пути на Воробьевы горы. Пока идет митинг, самые смелые время от времени заскакивают на грузовик, касаются Летова рукой и в ужасе и восторге убегают. Но самый цирк начинается во время концерта. Отпели солдатские бабки Анпилова, звеня медалями. Очередь Летова. Панки уже извелись все, околачиваются вокруг грузовика и скандируют:

— Летов! Летов!

Оказывается, что не хватает микрофонов, микрофоном не снабдили бас-гитару, и яростный Анпилов после перепалки с вежливым Егором грохается на колени и держит микрофон перед бас-гитарой.

— И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди! — поет Летов.

И в восторге кричат панки. Красные флаги над толпой, ветер. Концерт заканчивается. Грузовику бы надо уезжать, но у неспешного работяги в сапогах что-то не заводится.

— Сейчас они накроют нас волной, — говорит Егор.

— Виктор, надо уезжать, срочно трогайте! — кричу я Анпилову.

Народный вождь матом кроет водителя, и метод срабатывает. Грузовик, дернувшись (причем допотопные микрофоны и усилители летят на нас), трогается, а за нами бегут панки. Несколько тысяч. Собственно, они ничего плохого не собираются делать, они в восторге и хотели бы лишь приблизиться к объекту обожания, к Егору. Грузовик устремляется против движения, в сторону Ленинского проспекта. Но вдруг, чихая двигателем, останавливается. С радостным воем панки бегут на нас. Народный вождь соскакивает с грузовика и движениями, которыми ловят кур, пытается остановить панков. Водитель запускает двигатель. В это время по встречной полосе подскакивают несколько милицейских машин и борт о борт, развернувшись, отсекают от нас панков…

Сцена четвертая. Весна 1998 года. Егор приехал в Москву. Концерт в клубе на Ленинградском проспекте. Мы, в том числе и мой охранник Костя Локотков, исполняем роль стражей порядка. Стоим на сцене — на крыльях сцены. Наша задача — заметить взобравшегося на сцену панка, схватить и швырнуть обратно в зал: на головы и плечи толпы. Никто не обижается. Всем весело. Хотя видна и кровь. Я дал на концерт Егору красную тишотку с Че Геварой. Прорвавшийся панк умудрился в считанные секунды рвануть на Егоре Че Гевару. Летов сдирает с себя тишотку и швыряет ее в зал. Происходит драка за куски одежды идола панков. Там, в тот вечер, со сцены я разглядел экзальтированную девочку с фотоаппаратом, пританцовывавшую рядом. Уже летом она пришла в партию. И с тех пор мы вместе. Спасибо, Егор!

Сергей Курехин: Четверорукий Курехин

Впервые я увидел его с дыней. Он вошел в мой рабочий кабинет в свежем, тогда только что обжитом «бункере». Он улыбался. И на нем были легкие очки.

— Вот дыня, — сказал он, — пусть партийцы съедят.

Был июнь 1995 года.

Он был светлый человек, всегда «носил» улыбку. Уже в 1996 году его улыбка сделалась усталой, он заболел, хотя и не понимал, что с ним, но улыбка оставалась.

Сцена вторая: вернее, несколько сцен. Ночное заведение «Маяк» в Москве, в районе башни ВХУТЕМАСа. Мы встречались там обыкновенно вчетвером: Сергей, его две девушки, Ольга и Анечка (именно так, не Анна), и я. Летом 1995-го. Иногда с нами был Тарас — национал-большевик с членским билетом № 3. Сидели во мраке, горели свечи. Исследовали друг друга — я и Сергей. Запомнились его пол-лица со стороны свечи и некая таинственность этих встреч, и даже говорили мы вполголоса, может быть, следуя полумраку. Во время одного из этих сеансов коллективной магии Анечка окунала мои пальцы в тарелку со сметаной, заботливо заказанную Курехиным. Дело в том, что я сжег подушечки пальцев цементом, выкладывая лестницу из бункера.