Они всегда возвращаются - Алекс Тарн Страница 58

— Саша, начали! — громко скомандовал Колька. Он быстро перевел перекрестие прицела на дальний левый угол, где между вышкой и крайним бараком располагалась цистерна с соляркой, а рядом с нею — небольшая батарея бочек и канистр. Колька немного поводил прицелом, выбирая наиболее перспективный бочонок, покрепче прижался к прикладу и плавно нажал на спусковой крючок. Ответная реакция винтовки была существенно менее деликатной: зверски толкнув Кольку в плечо, она изрыгнула длинный шлейф огня, такой сильный, что Саша, хотя и предупрежденный заранее, остолбенел, разом забыв о своих обязанностях заряжающего.

Колькин двенадцатиэтажный мат вывел его из оцепенения.

— Где ты, сволочь?!! Падла-сука!! Давай патрон! Быстро!! — ревел Колька. — Зажигательный!.. Отставить! Обычный!

В итоге задержка оказалась даже кстати, поскольку поначалу Колька собирался потратить на склад горючего еще один зажигательный патрон — просто на всякий случай, если, к примеру, первый бочонок окажется пуст или не оправдает возлагаемых на него надежд каким-либо другим образом. Но бочонок не подкачал. Мощный огненный столб взвился над долиной. В ошалевший ночной воздух взлетели обломки лопнувшей цистерны, и река огня хлынула на ханджарский лагерь. Ближний барак сразу же вспыхнул, как факел; горела и угловая вышка.

Но Кольке было не до изучения деталей: четыре оставшиеся вышки требовали неотложного внимания. Необходимо было покончить с караульными, прежде чем они поймут, откуда ведется стрельба по лагерю, поскольку состязание с крупнокалиберными пулеметами, да еще и сидя при этом на кончике торчащего посреди долины пальца, вовсе не входило в Колькины планы. Теперь все решала быстрота. На две первые вышки у него ушло ровно четыре выстрела — благо Саша не мешкал. Последняя угловая отняла неоправданно много времени: сняв одного ханджара, он долго не мог найти второго, безрезультатно водя крестиком прицела вокруг пулеметного хобота, пока наконец не обнаружил пропавшего караульного совсем в другом месте, рядом с палатками, — бедняга просто сбежал с поста.

Колька перевел прицел на последнюю оставшуюся вышку в середине дальней длинной стороны и понял, что опоздал. Его обнаружили — странно, что только сейчас, потому что проклятая RT-20 плевалась огнем, что твой Змей Горыныч. Видимо, со стороны при беглой стрельбе минарет напоминал факел. Прожектор с уцелевшей вышки уперся прямо в колькины глаза и ослепил его.

— Саша! — крикнул Колька. — Вниз!

Он схватил товарища за рукав и рванулся к лестнице, под прикрытие стены. Вовремя! Они едва успели спрятаться от града пуль и каменной крошки, заполнивших, казалось, каждый сантиметр минаретной площадки. У подножия лестницы Колька остановился, прислушиваясь к барабанной дроби обстрела там, наверху.

— Во дают! — сказал он, удивленно качая головой. — По своему же храму лупят! Ну ничего святого у этих басурманов… Поехали, Сашок. Здесь мы свое отработали. Развяжи деда, а я пока затарюсь.

— А винтовка? — напомнил Саша, указывая вверх.

— Какая винтовка? — снова удивился Колька. — Теперь там, брат, ничего целого не осталось — ни винтовки, ни пулемета, ни витражей. А кто виноват? Кто после самого первого выстрела клювом щелкал вместо того, чтобы заряжать? Мне, может, этих трех секунд и не хватило на последнюю вышечку… Стыдно, а? Ничего, наш кацо о ней позаботится…

Как бы в подтверждение его слов, едва они вышли на улицу, со стороны лагеря донесся взрыв, и обстрел прекратился; одновременно погас и направленный на минарет прожектор. Колька споро рассовал по карманам рожки от автомата и гранаты. Через минуту они уже неслись на джипе в направлении горящего ханджарского лагеря.

* * *

Она сразу узнала это место и эти ворота. Тогда ее тоже привезли сюда на джипе, только на заднем сиденье, еле живую от страха, придавленную вонючей тушей Мирсада к жестким ребрам патронных ящиков, в расстегнутом полушубке и одежде, разорванной его грубыми нетерпеливыми лапами с черной грязью под ногтями, с обнаженной грудью, обслюнявленной его жирным поганым ртом. Тогда джип тоже остановился здесь, на этом же самом квадратном метре, и часовой, выглянув из этой же самой будки, прокричал что-то веселое насчет «свежего мяса» перед тем, как настежь распахнуть эти же самые ворота, ворота ада.

— Энджи, — предостерегающе повторил Берл. — Мы приехали. Улыбайся.

— Это он, — шепнула она, уставившись расширившимися зрачками на вышедшего из будки часового. — Это он.

— Кто?

— Мирсад.

— Глупости! — прикрикнул на нее Берл. — Мирсад мертв. Я убил его. Этот парень ниже Мирсада на две головы. Возьми себя в руки и прекрати истерику. Дыши глубоко… еще глубже… еще… Выходи, быстро!

Он перегнулся через Энджи, открыл дверцу и почти выпихнул ее наружу. Глубоко вдохнув, она задержала в легких воздух и подняла глаза на часового. Ханджар за воротами и впрямь был каким-то недомерком. И как это она могла так ошибиться? Надо взять себя в руки, просто взять себя в руки. Голова кружилась от слишком глубоких вдохов, и Энджи ухватилась за дверцу, чтобы не упасть. Берл, обойдя джип, подхватил ее под руку и повел к воротам.

Продолжая улыбаться, он подошел вплотную к проволоке и сказал по-немецки:

— Миротворческие силы. Из Сараево. Я — капитан Шолль, к коменданту лагеря. Срочно. Важная информация.

Караульный непонимающе покачал головой. Берл нетерпеливо обернулся к Энджи и толкнул ее в бок. Энджи послушно перевела.

— И побыстрей! — добавил Берл начальственных ноток. Энджи снова перевела. Ханджар в будке убрал автомат и взялся за телефон.

— Тебе плохо? Хочешь воды? — спросил часовой сочувственно. Энджи слабо улыбнулась. Вполне симпатичный парень… И что это на нее накатило?

— Предлагает мне воды, — перевела она Берлу. — Неужели я такая бледная?

— Страшнее смерти, — благожелательно заверил Берл. — Дыши поглубже, тогда, может, выживешь.

Повернувшись к ханджару и указывая на Энджи, он изобразил нехитрую пантомиму на тему «девушку укачало в дороге». Часовой понимающе засмеялся. Его напарник в будке положил трубку и приглашающе махнул рукой.

Когда Берл въехал в ворота, часовой вскочил на подножку джипа.

— Он покажет дорогу, — перевела Энджи.

— Надо же… — удивился Берл. — Какие они тут, оказывается, любезные. Прямо ресторан с метрдотелем. Что с тобой? Эй! Опять?

— Нет-нет, ничего… — успокоила его Энджи. — Это я так, не обращай внимания…

Но на нее и в самом деле снова накатило. Рука ханджара на дверце джипа вдруг показалась ей мирсадовой лапой, и Энджи усилием воли заставила себя смотреть в сторону. «Прекрати немедленно, — приказала она самой себе. — Ты так все испортишь. Это всего лишь наваждение, помни… наваждение.» Но наваждение не отпускало. Оно накатывало волнами, раз за разом возвращая Энджи в те невозможные, нечеловеческие дни, наполняя ее ужасом и отвращением.

Они остановились у самого входа в штабной барак.