Короткие слова – великие лекарства - Микаэль Юрас Страница 58

Тот, кто хочет войти в книжный магазин за несколько часов до Рождества, почти сумасшедший: это обычно тихое место становится похоже на многолюдный проходной двор, превращается в супермаркет слов. Перед рождественским ужином здесь тесно: покупатели ищут самый новый модный роман, самую новую книгу, которую надо прочесть, – подарок, покупаемый в последний момент.

И все же я решил зайти в свой книжный магазин – тот, который находится в моем квартале, как делал в любой из остальных дней года. Место, где человек часто бывает, становится для него своим. Человеку кажется, что оно ему принадлежит, даже если он не вложил ни гроша в это предприятие. Так устроен человек: он все себе присваивает. Итак, мой соседний книжный магазин: я должен называть его так, чтобы получать скидку в пять процентов, которую владелец магазина предоставляет «верным клиентам» (слово «покупатель» он выбросил из своего словарного запаса). Сейчас этот магазин был захвачен толпой людей, которых я никогда не видел среди этих недавно перекрашенных стен. Впрочем, только настоящие «верные клиенты» замечали, что цвет стен изменился. Стены стали серыми, «цвета фланели»; он мягче для глаз, чем прежний красный, который хозяин заведения называл «цветом красной смородины».

У этого продавца книг весьма необычный жизненный путь: до того как поселиться поблизости от моего дома, он пятнадцать лет торговал домашней птицей на рынке Ранжис. Однажды утром утки, пулярки и каплуны превратились в книги. Для большинства смертных это было бы радикальное изменение, но для моего книготорговца – нет. По его мнению, эти две профессии, на первый взгляд такие далекие одна от другой, очень близки. Товар немного отличается, но их сближает любовь к «хорошо сделанной» продукции. Чтобы оценить товар, его нужно потрогать. Надо много раз поворачивать товар в одну сторону, потом в другую. И убеждать возможного покупателя в хорошем качестве вещи.

В рождественские дни выручка книготорговцев увеличивается как печень птицы, которую кончают откармливать. Этот продавец книг был мастером подбирать аналогии. Если быть совершенно искренним, я не разделял его точку зрения. Ценность книги не зависит от ее веса, и я никогда не слышал, чтобы книга пела на рассвете.

Я узнал почти случайно, от слишком разговорчивого пациента, что настоящей причиной этого превращения торговца домашней птицей в продавца книг было огромное наследство, завещанное старой теткой. У покойной была в жизни только одна страсть – книги. Поэтому она включила в завещание одно условие: ее дорогой племянник, которого она считала подлым убийцей цыплят, должен был открыть книжный магазин в принадлежавшем ей доме. А дом находился в нескольких метрах от моей квартиры. Деньги творят чудеса.

* * *

Все говорили, все толкали один другого, у покупателей не осталось ни капли вежливости друг к другу. Я направился к моему любимому столу – тому, где находились сочинения классиков и о классиках. Там была великолепная книга о рукописях Артюра Рембо. В серой обложке, почти того же цвета, что стены. Если бы книгу приклеить к стене, она стала бы незаметной, словно исчезла. Но Рембо и так уже в достаточной степени исчез. На нее ушло много труда: подумать только, что этот поэт, когда был подростком, писал на клочках бумаги, которые потом обнаружили во множестве разных мест. Бродяга с листком бумаги и карандашом, согнувшийся над столом в ветхой гостинице… Издатели явно любят парадоксы, и читатели тоже… Справа от себя я заметил своего бывшего пациента, Филиппа М., который обратился ко мне два года назад. Он с бешеной скоростью просматривал книги: четверть обложки за две секунды. Так он ничего не узнавал о тексте.

– Здравствуйте, Филипп.

– Алекс! Я очень рад, что встретил вас. Вы такой же, как я: покупаете подарок в последнюю минуту.

– Вовсе нет. Я не ищу подарки, разве что для себя самого.

– Тогда вы совершенно правы. Нужно уметь доставлять себе удовольствие. Вы не могли бы направить меня, Алекс? Я хотел бы купить книгу для жены, а хозяин занят. И я думаю, что при таком количестве народа он освободится не раньше чем через час.

– Книга для Эльзы? Дайте минутку подумать.

Филипп М. тогда обратился ко мне из-за проблем в супружеских отношениях. Он думал, что больше не любит свою жену. И говорил, что литература, возможно, поможет ему ясней разобраться в его чувствах. Я никогда не вел такой случай. Я не знал, осталось ли у него еще немного любви в венах. Я скрестил на счастье пальцы, как адвокат, защищающий возможного убийцу, и достал книгу Арагона. Пусть на помощь придет поэзия. Не стихи старика Ронсара, который пытался встречаться с девушками своего времени (старый сатир!), а лирика Арагона. Этого оказалось достаточно. Тот, кто не влюблен, читая сборник стихов о любви, может быстро уснуть или засмеяться. Тот, кто влюблен, хотя бы немного, всегда найдет в них, чем поддержать огонь своего чувства. Филипп понял, что женщина, которая спала с ним рядом, по-прежнему была ему дорога – и не только потому, что соглашалась спать с ним рядом, и не потому, что терпеливо слушала его вечные рассказы о работе. Арагон разбудил в нем другое: «Глаза Эльзы» ^[40].

Пока я рылся в книгах, как собака, которую учат спасать людей под лавиной, ищет приманку, спрятанную под тонной снега, я вспомнил, что Филипп во время наших сеансов несколько раз говорил о ссорах, которые были у него в детстве с его бабушкой. Она была сварливой и без колебаний поднимала руку на внука-ребенка.

– Нашел! Возьмите это, Эльза будет в восхищении. В этом романе есть даже идеи рецептов. Потом расскажете мне новости.

– О романе или о рецептах?

– И о нем, и о них, Филипп.

Филипп попрощался со мной и направился к кассе – оплачивать покупку. Очередь уменьшалась так медленно, что он (я это видел) стал читать роман, который я только что ему посоветовал. Первые слова я знал наизусть.

«Вечерело. Жак Марль ускорил шаг. Деревенька Жютиньи осталась позади…» ^[41]

Пока Филипп внимательно читал начало романа, торопившиеся клиенты без малейшего смущения обгоняли его, почти толкая, чтобы скорей оказаться у кассы. В этом предпраздничном мире перестали существовать все правила приличия. Люди забыли про все – даже те из них, кто подарит кому-то утонченные произведения.

Люди, которым не хватало сведений и которые видели, как я помогал Филиппу М., без колебаний стали подходить ко мне и обращаться за помощью, как только увидели, что я остался один. Они принимали меня за временного работника магазина. Не открывая им, кто я на самом деле (впрочем, им было плевать на то, кто я), я провел нескольких из них вдоль полок. Я обращался с ними не так ужасно, как, может быть, обошелся с Филиппом. Для них я останавливал свой выбор на фотографиях Виктора Гюго или на романе Селина с иллюстрациями Тарди ^[42].