Год в Ботсване - Уилл Рэндалл Страница 57

— Туберкулез, — она проговорила это осторожно, почти задумчиво. — Знаете, почему он возник, мистер Манго? Знаете, в чем причина?

Покраснев, я покачал головой. Хотя, конечно же, знал.

— СПИД. — Она смотрела мне прямо в глаза, произнося это слово публично — даже не просто решительно, а едва ли не дерзко.

— Да, я понимаю, — был мой единственный ответ, совершенно неуместный.

— Многие тсвана говорят, что его просто не существует. Мы вообще не любим о нем говорить, а старики утверждают, что СПИД придумали legowa ^[72], чтобы запугать нас. Но я знаю, что он существует. Посмотрите на кладбище рядом с апостольской церковью — оно почти полное! Это ненормально. — Она на какое-то время умолкла, а затем продолжила: — В Ботсване еще ничего. Мы довольно богатые, а наш президент — хороший человек. Знаете, ведь мы единственная страна в Африке, которая обеспечивает бесплатными антиретровирусными препаратами ВИЧ-инфицированных.

Несмотря на столь печальную тему нашего разговора, я все-таки не мог не подивиться этой удивительной женщине. У нее хватило мужества признаться в неотвратимом.

— Моему мужу, наверное, помочь уже нельзя, — объявила ммэ Кебалакиле сухо. — Он сдал анализы слишком поздно. Если не туберкулез, так какой-нибудь другой недуг вскоре заберет его у нас. Знаете, сколько ему лет? Тридцать пять.

— На год моложе меня, — зачем-то вставил я хрипло.

— Скоро он покинет нас и предстанет перед Господом нашим Иисусом Христом, и он будет петь с ангелами. — Она улыбнулась, словно эта мысль ее несколько утешила, и снова вытерла глаза. — По крайней мере у нас, у детей и у меня, результат анализов отрицательный. Теперь я пользуюсь презервативами, и мои дети непременно будут знать обо всех этих вещах, прежде чем станут юношами и девушками.

Проникнувшись суровой реальностью жизни семьи Кебалакиле, я превозмог обычную британскую стеснительность перед обсуждением вопросов личного характера с относительно незнакомым человеком. Слишком многое поставлено на карту, чтобы беспокоиться о высоких чувствах.

Впрочем, следующее же сказанное моей собеседницей, словно удар о бетонную стену, вернуло нас к началу разговора.

— Все деньги, которые мы откладывали на будущее. Их нет. — Ммэ Кебалакиле склонила голову так низко, что ее косички легли ей на колени, и заплакала.

— Как нет? Почему? Что произошло?

— Мой муж, как я вам сказала, прекрасный отец, и он всегда говорил, что на нем лежит ответственность за семью. У нас нет ни фермы, ни животных. Наши родители все продали и переехали в Габороне. Теперь Ботсвана развивается, и он всегда говорил, что мы должны поступать по-современному. У нас было спутниковое телевидение, и он постоянно смотрел программы о деньгах, и, знаете… — Она покачала головой и нахмурилась. — Инвестирование. В Банке Ботсваны в городе есть специальные счета для инвестиционных операций, и мы постоянно вносили туда какую-то часть его жалованья. Конечно же, мы знаем управляющего. Он деверь моей матери. В общем, так мы и поступали.

Воцарилась продолжительная тишина, которую нарушали лишь полусонные навозники, бившиеся о стены и окна, да гнетущий песчаный вихрь, барабанивший в обитую жестью дверь.

— И что же произошло? — Однако, к своему ужасу, я уже и сам начал догадываться, в чем дело.

— Однажды мой муж производил очередной платеж. Он, знаете ли, бывал в банке каждую пятницу. И вот однажды, когда он уже уходил, там оказался мистер Дирк. Он подошел к моему мужу и предложил ему кое-что. Дескать, он мог бы взять наши деньги и вложить их в ЮАР — якобы проценты там много выше. Дирку можно заниматься там инвестициями, потому как он сам гражданин ЮАР, понимаете? А также он специальный финансовый консультант. Типа советника. Вроде друга.

— Да неужели? — Я знал, что Дирк очень неглуп, однако на светоч финансового мира он никак не походил.

— Представьте себе. Дирк показал нам свои документы. Но я лично очень сомневаюсь в его честности. Поверьте мне.

Тон ее изменился, и, взглянув на собеседницу, я вдруг заметил в глубине ее ореховых глаз огонек вызова.

— Конечно же, из-за того, что мой муж очень болен, работать он теперь не может. Совершенно не может. Иногда целыми днями не встает с кровати.

Внезапно вид у ммэ Кебалакиле стал совершенно сокрушенным — силы покинули ее, она вся как-то словно бы усохла, уменьшилась в размерах.

— И теперь этот человек говорит, что если мы не сможем выплатить полностью сумму всего лишь за четыре месяца, то потеряем все. Но ведь так не может быть, правда? Мистер Манго, скажите, что не может!

Господи. Естественно, я надеялся, что не может.

Но я совершенно не разбирался в подобных вещах.

В конце концов мать Артура каким-то образом успокоилась, поблагодарила меня за то, что я выслушал ее, и извинилась за то, что отняла у меня время.

— Подождите, может, я что узнаю? Вдруг мне удастся что-нибудь выяснить! — Я осекся, когда она лишь безнадежно махнула рукой и вместе с Кибонье пошла назад к дороге. Артур сидел под деревом, прикрывая ранцем голову от солнца. Он взял маму за руку, и они направились к плато, совершенно не обращая внимания на роящихся навозников.

Вернувшись в класс, я слонялся по нему как неприкаянный, пока Габамукуни не просунул голову в окно и не объявил, что время «запирать». Он улыбнулся, но тут же зашелся в приступе кашля, а потом звучно отхаркнул.

У выхода мне на глаза попались алые мокрые пятна, блестящие в песке на солнце. Ах, если бы мне только показалось. Увы, нет.

Все мои заблуждения (как ни говори, а все-таки было очень приятно, что именно меня захотели назначить директором) полностью рассеялись, когда через несколько дней я выяснил, что на самом деле эту должность предлагали всем моим коллегам — и все по очереди отказались от нее, исходя из финансовых соображений. И все же я старался выполнять свои новые обязанности — не такие уж, впрочем, и обременительные — со всей душой и, следуя установленным Грэхемом традициям, организовал для детей несколько поездок.

Несмотря на отдаленность, мы получили приглашение провести футбольный матч с небольшой школой в Шакаве, у великой Дельты Окаванго. Судя по всему нам предстояла весьма продолжительная поездка, и количество тренировок возросло до трех в неделю — к вящей радости детей, которые, стоило лишь миссис Сичилонго ударом в большой медный колокол дать сигнал к окончанию занятий, вырывались из дверей, сбрасывали сандалии и босиком устремлялись на футбольное поле. В глубине души я надеялся, доставая из шорт свисток и следуя за ними, что каким-нибудь чудесным образом мои подопечные однажды откроют для себя искусство тактики. Однако, увы, как бы я ни настаивал, чтобы дети играли в различных комбинациях, мяч для них был что магнит, и буквально через несколько секунд все они ввязывались в борьбу за него, сбивая с ног каждого, кто им владел — независимо от того, был этот игрок противником или же нет. Я то и дело усаживался на бревнышко рядом с футбольным полем и обхватывал голову руками, отчаявшись привить своему любимому классу хоть какое-то подобие дисциплины. И частенько я обнаруживал, что Ботле следовал моему примеру и быстренько засыпал, возложив свою головушку на ствол джакаранды, в тени которой прятался.