Дети Владимировской набережной (сборник) - Сергей Надькин Страница 57

– Во время гражданской войны зима была очень суровая. Окна заморожены, на лучинах вся жизнь строилась. Мы с братом Иваном на печке сидели в холодной комнате. Мама уходила со старшим братом. Взяли у соседа Мартынова лошадь и стали лед осматривать. Тут отец с фронта пришел.

– Где мать?

– Уехали рыбу ловить с Костей, а Лука дал кобылу.

И отец пошел мать искать. Воевал отец в Красной армии, лошадь перевести куда-то чего-то отправлял.

– А ты в наши поля с чем приехал? – спросил рабочий Меркушев паренька Червова.

– По комсомольским делам я в Петрозаводск приехал. – ответил товарищам Червов.

– Об убийстве Кирова слыхал?

– Недавно узнал от товарищей, что Киров умер. Его убили враги, – помолчал и добавил к сказанному комсомолец Червов.

Товарищ Брызгалов пояснил:

– Свершилась преступная акция против руководителя Ленинградской области.

Но сидевший с ними бывший меньшевик Алексей Мосунов позволил с собеседникам не соглашаться:

– Сегодня многие говорят, что убили его, что б Киров не стал главой государства, а в печати написано, что Кирова убил Николаев, – позволил себе выразить свое противоположное от официальной точки зрения мнение. Алексей Михайлович.

Ему Брызгалов заявил:

– Киров к Карелии хорошо относился, помог Кондопоге бумажную фабрику в строй пустить.

– Товарищи, я думаю, пройдет время, именем Мироновича назовут площадь Свободы и памятник ему поставят по центру площади, носящей его имя. В исполкоме такие разговоры ведутся. Думаю, коммунисты их поддержат, – сказал им Меркушев. Он налил всем по рюмки водки. Им говорил. – Предлагаю помянуть нашего товарища, не чокаясь.

А тут еще официант на столы принес винегрет. Товарищи выпили стоя. А тут еще бывший моряк, участник Гражданской войны, Петр Абросов запел «Дубинушку», убитого врагами революции Мироновича ему до слез было жалко. Настала пора второго тоста. На столах лежали куски баранины и другое мясо.

Видел его паренек Червов, впервые в жизни гулял в городском ресторане. «По прибытии в район расскажу людям, будет что вспомнить. Спасибо вам, товарищи», – благодарил Николай угощающих.

* * *

В комнате говорило радио:

– Здравствуйте, Деды Морозы, что-то вас много сегодня, с Новым годом, москвичи.

В комнате помимо радио велась содержательная беседа. Первым говорил хозяин дома Колотихин.

– Бред, невыносимый бред, в газетах начали писать о вредителях, о врагах, окопавшихся в самом Кремле. В ОГПУ хотят знать, кто какие разговоры вели сотрудники горкома после убийства Сергей Мироновича Кирова.

– Раз интересуются, значит, надо, и вовсе не означает, что кого-то собираются арестовывать.

– В конце концов разберутся, у нас в Советском Союзе самые гуманные законы. А убийц Сергея Мироновича Кирова уже нашли и наказали.

Разговаривал Николай Надкин с бывшим командиром партизанского отряда и хозяином дома Колотихиным. Николай приехал в город Пудож в гости к своему боевому товарищу, принимавшему его с большой теплотой и угощением. После встречи за рюмкой водки у них до наступления ночи затянулась беседа.

– Они еще явно не понимают, что скоро будут расстреливать за простой анекдот, – сетовал на наступление конца свободы слова Федор Степанович.

– Да, я тебя хорошо понимаю, чистки в партийных не избежать, но будут чистить кого надо, а не всех подряд. Мы, карельские коммунисты, должны помочь органам определиться. Показать, кого и когда необходимо чистить, невиновные наказаны не будут, партия произвола не допустит, – высказал Николай Николаевич свою чисто человеческую и партийную позицию. Допив неоконченную рюмку водки, продолжил. – Я разговаривал недавно с товарищем Ровио на бюро обкома, тогда нам публично сказали – за гнусное высказывание против товарища Сталина необходимо привлекать по всей строгости Советского закона. У тебя имеется совершенно противоположное мнение, Федор Степанович? – спросил Николай Николаевич.

– Разумеется, разумеется, необходим порядок в партийных рядах, недопущение гнусной клеветы на товарища Сталина, на коммунистическую партию. На нашу Советскую власть. Я тогда высказал свою точку зрения на бюро обкома.

– Проснемся, откроем глаза – нет Советской Власти, вот поэтому и необходимо чистить авторов такого рода анекдотов.

Потом Николай вспомнил, делясь с собеседником, как в кабинет, прихрамывая и опираясь на трость, вошел Гюллинг. Он отложил трость в сторону. Присел, хмуря брови, сообщил:

– Утром приходил Никольский и требовал признать ошибочное изучение финнами и карелами финского языка. Требовал от карельского обкома подстегнутого стремления изучения русского языка.

Тогда Ровио про Никольского сказал:

– Ай да подлец, каков мерзавец – хочет разом развалить все труды обкома партии по национальной политике!

Взял в руки какую-то кипу бумаг, предложил вынести вопрос на пленуме о недоверии к Никольскому, сердясь, возмущался.

– А то-то получается, мы сколько сил потратили на изучение финского языка, и все впустую?

– «Русские, карелы, финны должны жить вместе, в одной неделимой семье, – убеждал собравшихся товарищ Ровио, – при этом они должны говорить на финском при условии их добровольного выбора». – выделил в разговор цитату из слов товарища Ровио Николай Николаевич, рассказав своему боевому товарищу все как было там, в карельском обкоме партии как на духу. – Я им всем посоветовал, позвонить в Москву, в Кремль, к товарищу Сталину, посоветоваться, узнать его мнение, – окончил воспоминание Николай.

– И правильно сделал, Николай, ты меня, а я тебя хорошо друг друга понимаем, вспомни, мы с тобой на юго-западном фронте вместе воевали.

– Василий Крыжановский тоже с нами был в одной обойме, видитесь ли вы, живой ли? – разговаривал и спрашивал Федор Николая.

– Живой, но мы с ним отношения не поддерживаем давно, он отошел от партийных дел, больше домом, семьей, хозяйством занят.

– Раньше какой был большевик, вспомни, Федор.

– Люди со временем меняются, поэтому и Василий изменился, из коммуниста-ленинца в мещанина превратился. Ходит в оставшейся с Гражданской войны каракулевой шапке, большевиком-ленинцев себя называет.

– Хорошо хоть не троцкистом, – поправил Николая Федор.

Выпив по рюмке, Николай продолжил развивать мысль однополчанина:

– Троцкий сбежал за кордон, точнее, его выпустили, Советская власть пощадила Троцкого, он продолжает заниматься враждебной деятельностью. Правда, бывшие белобандиты, воевавшие в Миллерских полках против Советской власти, остались до сих пор на свободе?

– Разве в ОГПУ неизвестно – на этих людях кровь красных волдозерцев? – спросил Николай у Федора.

Федор Николаю сообщал: