Любовь? Пожалуйста!:))) - Владимир Колотенко Страница 57

– Понимаешь, – он присаживается на краешек кровати, точно боясь прикоснуться ко мне, – я создавал тебя из плоти, как Роден из глины свою Камиллу. Я держал тебя в бедности, но растил здоровой, сильной, умной, красивой… Теперь ты – принцесса, понимаешь? Ты погляди, как смотрят на тебя все эти… Как они хотят тебя, как они ластятся к тебе, мои враги. Все эти мерзкие темные подонки, и Анри, от которого я уже избавился…

– Он жив…

Это признание вырывается из меня, как случайный выстрел. Андрей умолкает, и какое-то время смотрит в пустоту, затем его взгляд, медленно описав полукруг, находит меня.

– Как жив?

– Он… – робко произношу я, чувствуя за собой вину, – он жив. В тот вечер…

Я понимаю, что своим вмешательством в дела Андрея перечеркиваю какие-то его планы. Я взяла на себя смелость оставить Анри в живых: с какой стати он должен умирать? И почему я должна стать соучастницей этого убийства? Ведь Андрей…

– Ты дала ему порошок?

Я киваю.

Андрей закрывает глаза, ложится рядом и, глубоко вздохнув, несколько секунд лежит без движений, не дыша, как покойник. Затем втягивает в себя воздух и произносит:

– Ах, Янка, Янка…

Вдруг он вскакивает, идет к телефону, поднимает трубку и тут же кладет ее на рычаг.

– Теперь я все понимаю, – говорит он сам себе, бродя полуголым из угла в угол. – Теперь мне все ясно.

Он стучит ногтями по столу (это его старая привычка, когда принимает какое-то важное решение), снова поднимает трубку и опять зло бросает ее.

– Родная моя, Янка, девочка моя. Никогда, никогда, никогда, слышишь! – никогда больше не лезь в мои дела.

Он так и говорит: «не лезь!».

– Никогда не принимай никаких решений, не посоветовавшись со мной. Ты должна дать мне слово, поклясться и никогда не нарушать эту клятву. Ты должна…

Он говорит ясным, требовательным и почему-то торжественным голосом, словно сам дает клятву. Этот голос требует от меня беспрекословного повиновения, безукоризненного выполнения его повелений.

– Я признаю свою вину в том, что не посвятил тебя в свои дела, я не хотел подвергать тебя опасности. Теперь же… Он тяжело вздыхает, выбирается из кресла и подходит ко мне.

– Как же нам теперь выжить, – спрашивает он у самого себя, – как теперь быть?

От таких слов у меня перехватывает дыхание.

Он стоит, наклонившись надо мной, зловеще освещенный красным светом, глядя на меня тяжелыми бессмысленными глазами, улыбаясь улыбкой идиота.

– Эх, Янка… А ведь мы могли бы…

Это звучит, как прощальный аккорд.

– Ты так мне была нужна… Мы с тобой…

Его губы шепчут это как молитву.

Бесконечно долго длится ночь. Мне редко снятся сны, а сегодня я всю ночь скакала на лошади, уходя от погони. Вцепившись в гриву, я ощущала только запах пота и слышала свист ветра, а по сторонам, в метре от меня, ощерясь и, сверкая глазами, неслись какие-то злые люди, протягивая ко мне руки… Когда я просыпалась и открывала глаза, Андрей лежал, глядя в потолок, куря и не произнося ни слова. Спасительное утро пришло радостным, веселым, влилось в приоткрытое окно ранним гулом Парижа. Всю ночь мы жили в немом ожидании чего-то страшного, какой-то беды, а она не пришла. И теперь мы в веселом недоумении протираем глаза, точно после песчаной бури, и даже улыбаемся. Мы рано встали, и у нас теперь уйма времени. Выпив кофе, мы снова бухаемся в постель, а через час мы уже на авеню Рошель. Сегодня у нас обширная программа: кладбище Монмартр и катакомбы Данфер-Рюшо. А вечером – знаменитые парижские погребки… Веселый, по-летнему теплый парижский вечер приходит неожиданно быстро. Не успели мы, как следует нагуляться в свете желтых фонарей, не успели надышаться после дымных, душных, утопающих в музыке подвалов – пора домой. Не то, чтобы кто-то нас подгонял, нет. Просто хочется освежиться и забраться в постель…

Наш отель. Наконец-то!

Не успев переступить порог номера, мы включаем свет, словно сговорившись, вдвоем набрасываемся на дверь, чтобы захлопнуть ее изнутри. Нам кажется, что эти двое вот-вот ввалятся в номер, поэтому я всем телом налегаю на дверь, а Андрей запирает ее на все запоры, которые щелкают красивым металлическим звуком, вселяющим прочную уверенность в том, что мы надежно защищены от вторжения. Теперь свет.

От неожиданности я вздрагиваю, а Андрей каменеет. На какое-то время мы замираем, затаив дыхание, и удивленно-испуганно взираем на сидящего в кресле, затем Андрей облегченно вздыхает и, кашлянув, произносит:

– Ах, это вы…

И тут же я узнаю Анри.

– Испугались? – спрашивает он, добродушно улыбаясь и вставая навстречу.

Я вопросительно смотрю на Андрея, но он словно не видит меня. Он что-то ищет взглядом, затем открывает дверцу шкафа и успокаивается.

– Вы сегодня очаровательны, – стоя в полуметре от меня, произносит Анри.

Я принимаю комплимент, сдержанно улыбаясь, и стараюсь прочесть в его глазах ответы на свои тревожные вопросы. Интуитивно, чутьем, я понимаю: беда пришла. Или мне только мерещатся страхи?

– Что здесь происходит? – Вопрос, который задал бы на моем месте любой. И я задаю его. Андрей молчит и делает вид, что не слышит, будто вопрос его не касается, а Анри берет мою руку и целует.

– Все в порядке, – говорит он, – все о‘кеу… Как вам нравится наш Париж?

Собственно, ни я, ни Андрей не расположены сейчас к праздному разговору. Мы чувствуем, что струна напряженности натянута до предела, и достаточно лишь легкого поворота рычага…

– Вы, конечно же, не успели…

Я помню, как эти чувственные губы целовали меня, как горели желанием эти черные глаза.

– Знаете ли, – вдруг произносит Андрей, – катитесь-ка вы. По какому такому праву?

Ни слова не произнося, Анри идет к двери, щелкает всеми замками и отпирает ее.

– Came in, please.*

Входят двое. Теперь мне страшно, меня пронизывает дрожь. Я чувствую, как подкашиваются ноги. И Андрей сник. Он садится в кресло и опускает голову. До сих пор я надеялась, что все это неудачный розыгрыш, маленькая забава, что Анри и Андрей обо всем условились заранее и хотят преподнести мне славный сюрприз. Теперь же, когда неожиданно вторглись эти незваные гости в шляпах, с каменными лицами без всяких проблесков ума, меня снова охватывает страх: что они затевают? Я пытаюсь найти ответ на свой вопрос в глазах Анри, но я его совсем не интересую. Методично заперев дверь на все запоры, он подходит к Андрею и без всяких предисловий, произносит:

– На этот раз вы от меня не ускользнете. Или вы представите нам все результаты испытаний, или…

Мне все становится ясно: им нужны формулы открытия. Так вот чего они от нас хотят! Раскрыть тайну – для Андрея значило бы потерять все, к чему он шел все эти долгие годы. Потерять все. На это Андрей никогда не согласится, я знаю.