Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер - Иржи Кратохвил Страница 57

(Тут священник прямо посреди проповеди замолкает, и мы с удивлением пытаемся понять, что же с ним случилось и куда устремил он свой взгляд. Ну да, точно, он смотрит на Соню, на ее лицо, замеченное им вдруг с кафедры. Он смотрит на Соню, а потом, наверное, чтобы не спугнуть ее, быстро опускает глаза. Но одновременно он нажимает кнопку на небольшом пультике перед собой и лишь после этого продолжает проповедь:)

— …мы здесь не для того, чтобы наше лицо на мгновение вынырнуло из толпы, на короткую секунду выплыло на свет Божий, но для того, чтобы все, что нам принадлежит, то есть и наша телесная оболочка, сотканная из тленного, чтобы все когда-нибудь воскресло для бессмертия, ибо так решил Создатель.

Но к кафедре уже спешит церковный сторож, он останавливается под ней, однако священник жестом велит ему подняться наверх. И оттуда он указывает на Соню и что-то быстро говорит, и хотя он и пытается не привлекать к себе внимания, все уже поворачиваются в Сонину сторону. И когда Соня видит, что сторож идет к ней (навес над кафедрой украшен изображением светящейся белой плоти рая, под кафедрой чернеет дегтярное барочное варево ада, и мученики простирают из ада к блаженным в раю свои перепачканные сажей руки), то в ней пробуждается одно давнее воспоминание, в мозгу возникает некая картина (все всегда повторяется, любая человеческая жизнь — это только ограниченный набор ситуаций, которые просто варьируются!), и она решает побыстрее исчезнуть, но не тут-то было, молодой сторож с окладистой рыжей бородой и в очках, как у Джона Леннона, уже стоит перед ней, Соня хочет отступить, однако отступать ей некуда, люди окружили ее плотным кольцом, но сторож приветливо улыбается, улыбается самой приветливой из своих улыбок, так что его борода с усами становятся похожими на птичье гнездо, и вот уже из этого гнезда вылетает вопрос:

— Вас случайно зовут не Соня Троцкая?

Она еще может отречься, отказаться от своего имени, но Соня этого не делает.

— Узнаете? — спрашивает ее священник, и Соня видит саму себя, примерно двадцатипятилетнюю. Эта фотография тех времен, когда она работала гувернанткой у инженера Паржизека, Соня даже не помнит, при каких обстоятельствах был сделан снимок, наверное, по какому-то случаю, только она забыла, по какому именно, и она сидит там рядом с Савой Паржизековой — возможно, это было незадолго до того, как Сава полностью превратилась в свою дочку Альжбетку.

— Сразу после бархатной революции, — объясняет священник, — ко мне обратилась одна крупная швейцарская птицеводческая фирма и предложила пожертвовать большую сумму на ремонт храма, но с условием, что я помогу им отыскать одного человека. Мне это совсем не понравилось, в конце концов я ведь не какой-нибудь там Фил Марлоу, но позже сюда приехала фрау Гоффманн, супруга владельца этой фирмы, она прекрасно говорила по-чешски, и я сразу узнал в ней ту даму (священник положил на фотографию палец), что сидит рядом с вами. Эту фотографию я, разумеется, получил от нее. Я спросил, отчего она полагает, что вы непременно придете в этот храм? А госпожа Гоффманн объяснила, что когда-то очень давно в нашей церкви случилось одно происшествие и что вы были его свидетельницей.

Через два месяца после того, как Соня оставила священнику свой адрес, а именно — в мае 1997 года, из Швейцарии приехала госпожа Гоффманн и навестила ее. Сходство оказалось таким поразительным, что у Сони сжалось сердце. Естественно, это была не Сава-Альжбетка с той давней фотографии. Ее звали Ангелика. Ей было двадцать пять-двадцать шесть лет. То есть как раз столько, сколько Соне в те далекие времена.

— Бабушка так часто рассказывала мне о вас, что вы, госпожа Троцкая, давно уже стали частью моей жизни. Я много лет пыталась отыскать вас, но когда я написала по адресу, который дала мне бабушка, то письмо вернулось — мол, вы там больше не живете. В коммунистические времена, как вы сами понимаете, не было смысла продолжать поиски, но в начале девяностых я начала все снова. Я вспомнила, как бабушка рассказывала мне, что впервые вы встретились с ней как раз в церкви святого Михаила. Я была уверена, что когда-нибудь вы там непременно объявитесь.

— А бабушка рассказала вам, — спросила Соня, — при каких обстоятельствах мы с ней встретились?

— Еще бы, — печально кивнула госпожа Гоффманн. — Бабушка была вся в черном, а какой-то бедняга священник взлетел к потолку, как пробка от шампанского. Но достаточно с нас воспоминаний. Я, госпожа Троцкая, хочу вам кое-что предложить. Пожалуйста, поезжайте с нами в Роухов, а там я, если не возражаете, приглашу вас на обед, а после обеда, если вы, конечно, захотите, мы вместе взглянем на тамошнюю птицеводческую фабрику, которую собирается купить мой муж. А дальше видно будет.

В путешествии по Чехии Ангелику Гоффманн сопровождал не ее муж, а инженер Петер Мориц, заместитель директора той самой крупной швейцарской птицеводческой фирмы, и поездку эту они предприняли по двум причинам, причем трудно сказать, какая из них была важнее — встреча Ангелики с Соней или осмотр Морицем того птицеводческого предприятия, которое собиралась приобрести фирма Гоффманна. Так или иначе, но вторая причина послужит нам лишь фоном для беседы Сони с Ангеликой.

И вот они едут в Роухов, и инженер Мориц сидит за рулем, довольный тем, что они наконец-то свернули с шоссе. Они едут по цветущей аллее, дорога умиротворяет, и Ангелика рассказывает Соне (они пока не перешли на «ты», но уже зовут друг друга по имени) о том, что бабушка на склоне лет вспоминала только о Соне, вы, госпожа Соня, стали тогда единственным предметом ее разговоров. В конце своей бурной и полной волнений жизни бабушка была совершенно убеждена, что все лучшее, все самое важное и необходимое вложили в нее именно вы, когда терпеливо обучали ее на своих уроках, и о годах, которые вы провели в семействе Паржизеков, она вспоминала с такой нежностью, что этого чувства хватило и на мое детство, которое в ином случае было бы пустым и сирым, как это случается у детей богатых родителей.

(Повторимся: Сава, превратившись в Альжбетку, вышла замуж за сына заместителя директора влиятельного венского банка Creditanstalt Вольфганга Мона, и после казни коллаборациониста инженера Томаша Паржизека супруги эмигрировали в Швейцарию, где у них родилась дочь Ева, которая со временем стала женой швейцарца Уве Винберга, владельца сети кафе в Цюрихе, и у них родилась дочка Ангелика, вышедшая замуж за птицевода Гоффманна. Альжбетка, следовательно, как вы уже поняли, приходилась Ангелике бабушкой. Думаю, с вас достаточно).

Единственная гостиница Роухова стоит на площади Т. Г. Масарика (в недавнем прошлом — площадь Дружбы) и называется «У Парацельса» (знаменитый врач, философ и алхимик Теофраст Парацельс в 1537 году провел в роуховском замке восемь благословенных месяцев), и когда Соня идет в гостиничный туалет, то обнаруживает в темном углу перед входом в кабинки написанную маслом картину, изображающую городскую площадь, в центре которой на высоком постаменте красуется статуя красноармейца с автоматом. На площади Т. Г. Масарика нет уже, конечно, никакого красноармейца, его вырвали, как зуб, вместе с высоким постаментом, а ведь всего несколько ударов молотка — и автоматчик превратился бы в Масарика, это же был один из андрогинов Дениса, один из масарикоармейцев, да только их тайну Денис Котачек унес с собой в Ад (где он прижил с Сониной каменной копией целый выводок каменных карапузиков, ползающих ныне по подземельям Моравского краса). Но если бархатная революция и обошлась так жестоко со скульптурой Котачека, то выбросить картину с изображением площади и красноармейца, творение какого-нибудь местного Мастера, рука у нее не поднялась, ее только убрали с почетного места и отправили в ресторан, в темный уголок у туалета.