Счастье™ - Уилл Фергюсон Страница 57

Мэй Уэзерхилл взяла себе имя Сахарная Вата, и ее, словно кисею теплым осенним ветром, носило из коммуны в коммуну, пока она не бросила якорь среди любвеобильных братьев и сестер северной Обители Счастья™ (Сто седьмой филиал Общины Онейда).

Дни сменялись днями, время словно исчезло. Не было ни календарей, ни часов, ничто не делило мир на дни и минуты. Не было унылого утра понедельника, ни веселого пятничного вечера, ни воскресного одиночества.

Мэй бродила по садам пряных трав, знакомилась и занималась любовью с людьми в белых одеждах, похожими друг на друга как близнецы, и улыбалась до онемения лица и сердца. Она ощущала, как ее мир постепенно обретает равновесие и покой. Вела беседы, похожие как две капли воды. Одно сияющее лицо сменялось другим, но разговоры велись прежние. Никто не язвил. Не сплетничал. Никто никогда не плакал – но и не смеялся до слез и колик в животе. Ни смеха. Ни слез. Рай на земле, в истинном смысле слова. Все соглашаются друг с другом, перепархивают от одной группки к другой. Никто ничего не знал про Мэй, но все искренне ее любили. Теплое солнце, чудесные люди: святые любящие вегетарианцы в простых грубых одеждах. На порогах разбросаны цветы, прялки бесконечно крутились вечерами, а вечера длинные, сумерки золотистые. Все сословное и застойное исчезает… [10]

И Мэй была счастлива. Безмерно счастлива. Жизнь стала безмятежной и спокойной, и она, глядя в зеркало, больше не видела неполноценную личность, набор недостатков и изъянов. Она практически не видела себя. Но это неважно. На седьмой день Сестры Счастья™ убрали все зеркала, изгнав одним простым деянием из жизни гордыню, неуверенность и суету.

Возможно, именно близость турбазы «Шератон Тимберленд» начала подрывать спокойствие Мэй. Каждый день она ходила босиком на рынок мимо пустого, вьюнком поросшего отеля и, проходя, шептала одно имя – имя, которое ее по-прежнему смущало, бесило, влекло и раздражало: «Эдвин де Вальв». Отсутствие Эдвина бросалось в глаза, создавало темную рябь под верхним слоем ее спокойствия, рождало опасные водовороты и неожиданные течения, угрожающие опрокинуть все.

Дни сменялись днями. Росли травы, рушился отель. Жизнь Мэй завернулась лентой Мёбиуса: бесконечное повторение одного и того же дня, неизменные улыбки.

И вот однажды пришло письмо. Словно камнем разбило витраж, проникло под видом блаженства и счастья™. «Слава Тупаку Суаре!» – крупными буквами вывела на конверте дрожащая, но решительная рука. (У Эдвина палец еще не зажил, и ему трудно было писать ровно.)

Письмо оказалось таким же дрожащим, но чувства выражались решительно. Дерзкое и ясное, сверху большими печатными буквами нацарапано: МАНИФЕСТ ДЛЯ МЭЙ. А дальше:

Теперь я знаю, что здесь не так. Дело не в курении, косметике или обжорстве. Все гораздо глубже. Главный вывод из всей философии Тупака Суаре: ему недоступна обычная радость.

Радость – не состояние бытия. Это действие. Радость – это глагол, а не существительное. Ее нет отдельно от наших поступков. Радость по природе своей мимолетна, а не постоянна. Mono-no-aware. «Печаль всего сущего». Печаль наполняет все, даже радость. Без нее радости не существует.

Радость – это наши действия. Радость – это пляски без одежды под дождем. Радость – языческая, абсурдная, она пронизана вожделением и печалью. В отличие от блаженства. Блаженство наступает после смерти.

Я уезжаю. На юг, в пустыню, на последнюю битву. Чтобы спасти всех нас от счастья. Чтобы в мир вернулись радость, боль и порочные удовольствия.

Я спасу мир, Мэй… А потом приду за тобой.

Надпись внизу страницы была жирно подчеркнута и помечена восклицательными знаками: мбуки-мвуки!!!

И тут впервые за долгое-долгое время Мэй засмеялась. Громко расхохоталась от всей души. Мбуки-мвуки! Одна из непереводимостей, которая на языке банту означает: «Сбросить одежду и плясать голым от радости». То есть действовать, радоваться жизни, буянить.

Мэй представила себе пляшущего под дождем голого Эдвина – огородное пугало, что забавно размахивает тощими руками, приветствуя пороки. Она все смеялась и смеялась. Эдвин. Ее Конан. Ее творец бессмысленных великих поступков пляшет голым под дождем. Мбуки-мвуки!

– Сахарная Вата, к тебе можно?

Мэй испуганно обернулась. Ее окликнула одна из Сестер Вечного Счастья™, пожилая дама с большими глазами лани. Вид у нее был встревоженный. Весьма встревоженный.

– Я слышала, как ты смеялась… Мы все это слышали. И я должна заметить, это неправильный смех. Не тихий безмятежный смех того, кто един со Вселенной. Я бы даже сказала, что он прозвучал немного зло.

Мэй засмеялась еще громче.

– Он и есть злой. Очень злой. – С этими словами она сбросила с плеч Покрывало Блаженства, аккуратно сложила и протянула его сестре. – Мне уже достаточно счастья.

– Боже правый… Что случилось? Разве ты не счастлива здесь?

– Да, – ответила Мэй. – Счастлива. В том-то и дело.

Итак, Эдвин готовился к последней битве между силами блаженства и порока, а в это время Мэй Уэзерхилл собрала вещи и бодрым шагом покинула сад через Ворота Счастья™.

И ни разу не оглянулась.