Под покровом небес - Пол Боулз Страница 57

Улица вела вверх на вершину крутого холма, где сияло жгучее солнце, а на тротуарах сгрудилась разглядывающая витрины толпа. У него было ощущение, что на боковых улицах снует транспорт, но там лежали темные тени. В толпе росло напряжение; люди чего-то ждали. Чего именно, он не знал. Весь день был заряжен напряжением, висел на волоске, готовый рухнуть. Вдруг в верхнем конце улицы показался исполинский, сверкающий на солнце автомобиль. Он взмыл на гребень холма и съехал вниз, дико вихляя от одной обочины к другой. В толпе поднялся истошный крик. Он повернул и заметался в поисках двери. На углу была кондитерская, ее витрины ломились от тортов и меренг. Он обшарил стену. Только бы добраться до двери… Он резко обернулся — и окаменел, прикованный к месту. В чудовищной вспышке солнца, отразившейся в брызгах разлетевшегося стекла, он увидел пригвоздивший его к камню металл. Он услышал собственный жалкий крик, и почувствовал, как металл проходит насквозь, вспарывая его кишки. Когда же он попытался опрокинуться навзничь, потерять сознание, то обнаружил свое лицо в нескольких сантиметрах от по-прежнему не тронутых сластей, выстроившихся рядком на своей покрытой вощеной бумагой полке.

То был ряд глиняных колодцев в пустыне. Но как близко они находились? Он не мог сказать: обломки придавили его к земле. Единственное, что сейчас существовало, — это боль. Никакие силы, сколько бы он ни старался, не оторвали бы его от того места, где он лежал, пронзенный, с кровоточащими внутренностями, беззащитно подставленными небу. Он вообразил врага, пришедшего, чтобы ступить в его отверстый живот. Вообразил себя, встающего на ноги, бегущего по петляющим между стен проулкам. Бегущего часами напролет, во всех направлениях, по проулкам, где не было ни дверей, ни выводящего на открытый простор просвета. Будет смеркаться, они будут подходить все ближе и ближе, а он будет хватать воздух ртом. А когда он захочет этого достаточно сильно, наконец возникнут ворота, но в тот самый миг, когда он ринется через них, он поймет свою убийственную ошибку.

Слишком поздно! Впереди вставала одна лишь черная нескончаемая стена, шаткая железная лестница, по которой он вынужден был взбираться, заранее зная, что наверху они поджидают его с уже занесенной над головами глыбой, готовые бросить ее, как только он подберется ближе. И когда он приблизится к верхней ступеньке, глыба обрушится на него, раздавливая тяжестью всего мира. Когда она ударила его, он закричал опять, закрывая руками брюшную полость, чтобы защитить зиявшую там дыру. Он перестал фантазировать и неподвижно лежал, придавленный глыбой. Боль не могла длиться вечно. Он открыл глаза, закрыл их и увидел лишь тонкое небо, растянутое, чтобы его защитить. Постепенно возникнет трещина, небеса разверзнутся, и он увидит, как то, что за ними скрывается и в существовании чего он никогда не сомневался, надвигается на него со скоростью в миллион оборотов. Его крик отделился от него, стал отдельной вещью, затерявшейся в пустыне. И не смолкал.

Луна достигла середины неба, когда они подошли к форту и обнаружили, что ворота заперты. Держа Таннера за руку, Кит поднята на него глаза: «Что будем делать?»

Он помедлил в нерешительности и показал на песчаную гору, возвышавшуюся над фортом. Они медленно взобрались вверх по барханам. Холодный песок забивался им в туфли; они сняли их и продолжили путь. Здесь, наверху, было светлее; каждая песчинка излучала частичку лившегося сверху полярного света. Дальше они не могли идти вместе: гребень самого высокого бархана был слишком крутым. Таннер набросил своей бурнус Кит на плечи и пошел вперед. Гребень оказался бесконечно более высоким и отдаленным, чем они думали. Когда они наконец поднялись на него, вокруг со всех сторон лежал эрг с его морем неподвижных валов. Они не остановились, чтобы посмотреть: абсолютное безмолвие слишком всесильно, стоит хотя бы на миг однажды ему поддаться; его чары слишком трудно развеять.

— Сюда, вниз! — сказал Таннер.

Они сползли в огромную, залитую лунным светом чашу. Кит перевернулась, и бурнус соскользнул; ему пришлось карабкаться за ним обратно, увязая по колена в песке. Он попытался сложить его и играючи бросить вниз, но бурнус не долетел. Она кубарем скатилась на дно и лежала там, поджидая его. Спустившись вниз, он расстелил на песке просторное белое одеяние. Они разлеглись на нем друг подле друга и, натянув концы, накрылись ими. Произошедший между ними в конечном итоге разговор в саду вращался вокруг Порта. Сейчас Таннер посмотрел на луну и взял ее за руку.

— Помнишь нашу ночь в поезде? — спросил он. Когда она не ответила, он испугался, что совершил тактическую ошибку, и поспешил продолжить: — С тех пор, по-моему, нигде на всем этом чертовом континенте не пролилось ни капли дождя.

Кит по-прежнему молчала. Упоминание ночной поездки в Бусиф вызвало у нее дурные воспоминания.

Она увидела раскачивающиеся тусклые лампы, ощутила запах угольной гари и услышала, как дождь барабанит по стеклу. Она вспомнила кошмарную сумятицу товарного вагона, битком набитого туземцами; дальше ее рассудок следовать отказался.

— Кит. Что с тобой?

— Ничего. Ты же меня знаешь. Правда, все в порядке. — Она пожала ему руку.

Его тон стал слегка отеческим.

— Он выздоровеет, Кит. От тебя тут мало что зависит, ты же знаешь. Ты должна быть в хорошей форме, чтобы ухаживать за ним. Разве ты не понимаешь? А как ты сможешь ухаживать за ним, если сама заболеешь?

— Я знаю, знаю, — сказала она.

— Тогда у меня на руках окажутся двое больных… Она села.

— Какие же мы оба с тобой лицемеры! — воскликнула она. — Ты же прекрасно знаешь, что я уже несколько часов не нахожусь возле него. Может, он уже мертв, откуда нам знать? Он мог там умереть без меня, в одиночестве! Кто бы смог это предотвратить?

Он поймал ее руку и крепко сжал:

— А теперь минуточку помолчи, хорошо? И ответь, только честно: кто бы мог предотвратить это, даже если бы мы оба были возле него? Кто? — Он выдержал паузу. — Если тебе так хочется все видеть в черном свете, то уж тогда, по крайней мере, будь последовательна, детка. Но он не умрет. Ты не должна и мысли об этом допускать. Это безумие. — Он медленно потряс ее руку, как это делают, когда хотят разбудить человека от крепкого сна. — Будь благоразумна. Ты не сможешь попасть к нему до утра. Так что расслабься. Попробуй немного отдохнуть. Ну же!

Пока он увещевал ее, она вдруг снова разразилась слезами, отчаянно обхватив его руками.

— О, Таннер! Я так его люблю! — прорыдала она, прижимаясь к нему еще теснее. — Я люблю его! Люблю! Залитый лунным светом, он улыбнулся.

Его крик прошел сквозь последний образ: сгустки свежей, сверкающей на земле крови. Крови на экскрементах. Высший миг, высоко-высоко над пустыней, когда две стихии — кровь и экскременты, — долго державшиеся порознь, слились. Появляется черная звезда, точка тьмы в ночной чистоте небес. Точка тьмы и путь к успокоению. Дотянись, проткни тонкую ткань покрова небес, отдохни.