Руна жизни - Роман Перин Страница 57

Не прошло и месяца, как Пикин уже упаковывал вещи. Он решил съезжать налегке, оставив новым хозяевам квартиры мебель и телевизор за символическую сумму. Багажа получилось две больших спортивных сумки. Собрав оставшийся мусор, Пикин направился на улицу. Проходя мимо почтовых ящиков, он краем глаза заметил, что на его ящике появилась неразборчивая надпись мелом. «Да, надо напоследок проверить ящик и не забыть оставить от него ключи», — мелькнуло в его голове.

На обратном пути он подошёл к почтовому ящику и замер, как приговорённый к расстрелу после команды «пли»: его тело пронзили миллионы мурашек, а сверху ударили кувалдой: на дверце ящика розовым мелом было написано «бобер».

Шок быстро прошёл, и Пикин лихорадочно стал размышлять: «Эту кличку придумала ему Таня, но у неё шансов выжить не было. Значит, кто-то знал его кличку. Это мог быть человек, близкий Тане. Это или её мама, или Базунов. Не дозвонились — телефон отключён, не застали дома — много бегал с оформлением продажи квартиры, не услышал звонка в дверь — сплю под снотворным». Пикин открыл ящик. Там лежал обрывок газеты размером с ладонь. Войдя в квартиру, Пикин закрыл двери на все замки, остро почувствовав возвращение тревоги, гложущей его уже долгие дни. Он поднёс клочок газеты к лампе и увидел проколы под буквами — крайне примитивный способ тайнописи, но эффективный в полевых условиях. Послание сообщало: «Фин вокз под распис 14». Первое, что пришло в голову Пикина, это мысль о его ликвидации. Коль они не могут достать его по телефону, чтобы он «вышел в окно», то дадут команду прыгнуть под электричку. А чтобы заманить наверняка, кольнули в самое больное — в память о Тане. «В тоже время, — размышлял Пикин, глядя на догорающий клочок послания, — это может быть и Танина мама, и Базунов. Ну что может произойти? Подойдёт человек и назовёт код самоликвидации! Так я могу тупо одеть наушники и слушать на всей громкости плеер и ни черта не услышу. А если он попросит снять наушники, я дам ему в морду и убегу…».

При входе в вокзал стоял сносно одетый пьяница с протянутой рукой, обращаясь к проходящим: «Добрый человек, дай копеечку на опохмелочку! Добрый человек, дай копеечку на опохмелочку!..».

В наушниках у Пикина гремел Высоцкий. Ровно в два часа он был под расписанием, — от бессонной ночи ломило всё тело. За полчаса ожидания никто не проявил к нему интереса, и Пикин с облегчением двинулся за багажом. Именно сегодня он решил покинуть город, последний раз испытав судьбу. На Витебском вокзале в камере хранения уже лежали его вещи, а на теле был пояс с деньгами за квартиру. С переклеенной фотографией в чужом паспорте, который Пикин выбирал у работника морга, роясь в коробке с сотней паспортов «невостребованных покойников», он направлялся в Псковскую область. Там он приглядел недалеко от границы с Латвией заброшенную деревушку из семи домов. Самый добротный дом был из трёх комнат с хорошей баней, построенной из сухостоя. Сын хозяина просил три тысячи долларов. Остальные дома, можно было скупить по триста-пятьсот долларов за штуку. Наладить хозяйство для полного самообеспечения не составляло труда. Пикин мечтал об одиночестве, которое дало бы ему возможность начать писать книгу, «которую приговорят к сожжению».

Идя по перрону, он почувствовал, что кто-то слегка потянул его за сумку. Он обернулся. Это было она… Таня!

— Здесь многие обнимаются и плачут. Мы можем сделать то же самое, — сдерживая слёзы, сказала Таня и бросилась на шею остолбеневшего Пикина.

— Я сейчас умру от счастья, если я уже не умер, — шептал он ей на ухо, вдыхая запах её волос и тела.

— Мы сейчас дойдём до конца платформы и через пути выйдем на улицу, поймаем машину и поедем ко мне на квартиру, — обжигая дыханием, прошептала она Пикину и, крепко взяв его за руку, повела за собой.

В машине они держали друг друга за руки и молчали, боясь дать волю чувствам.

Таня снимала однокомнатную квартиру в «корабле» на окраине города.

— Тут будь спокоен. Всё снято на фальшивый паспорт. Узнать меня в жгучей брюнетке с тонкими бровями и похудевшей на двенадцать кило под силу только маме.

— Господи, я только сейчас увидел, как ты изменилась. Почему ты так мучила меня, почему не дала знать раньше?

— Успокойся, милый, сейчас мы сядем за стол. Я уже всё приготовила, даже твою любимую курицу с печёной картошкой. И я всё тебе расскажу и объясню. Но обещай, что за столом мы будем говорить только о еде и любви. Мне очень хочется сегодня побыть хозяйкой-бобрихой, — Таня широко улыбнулась, её острый подбородок дрогнул, и по щекам потекли крупные слёзы счастья.

Пикин смотрел на свои сумки и с ужасом представлял, что ещё день, и они никогда бы не увиделись…

Они лежали на диване, не отрывая взгляда от лиц. Пикин, увидел маленький шрам на правой брови Тани и стал его нежно гладить.

— Это прыжок с моста, — сказала Таня, целуя его пальцы.