Последний из миннезингеров - Александр Киров Страница 57
Последний из миннезингеров - Александр Киров читать онлайн бесплатно
Говорить о том, что правители эти народ не любят – опять неправильно. Это сам себя народ не любит. Сам себя народ изживает. Если хотите, декадентства в простом современном мужике (любом!) больше, чем в Мережковском и Гиппиус вместе взятых и помноженных на брюсовских гуннов. И это «возвращение к древнему, вечному, никогда не умиравшему…» Каждый спит и видит, как героически сражается за правое дело. А проснувшись, создает для этого поступка все большую и большую мотивацию.
Все то же самое говорю про себя. Значит, я – часть народная? Нет. Никогда у меня не было этого чувства и не будет. И не будет ни у кого. Нет народа. Есть типы духовные. Есть типы душевные. Есть типы психические. И есть типы психологические. И есть точки их пересечения – исторические моменты, заранее спланированные или спонтанно возникающие. Все остальное – «тенденция».
Общая культура и общее творчество, важность образования и неважность образованности, интеллигенция и народ, интеллигенция из народа, декадентство и матерщина, сублимация и творение, рукотворное и высшей природы…
Самый здравомыслящий человек – тот, кто, понимая все это, так или иначе, не опускает руку. Дальше – я – здравомыслящий?
– Так что произошло потом?
– Да там много чего произошло после стихотворения этого. Какая-то метафизика просто. Я вам про бабку расскажу.
– Про пожилую женщину лучше.
– Да-да. Так вот: у этой женщины шизофрения и обострение. У нее это с молодости, но раньше как-то не на виду было. А годов с пятидесяти – того, концерты. Тема выступлений одна: какие хорошие были вожди прошлого и как всё теперь плохо. Вот и в тот раз. Он дочитал… Бабка… пожилая женщина воздух в легкие набрала и запела: «Вставай, проклятьем заклейменный…» Эх, этот мотив сейчас не нов в мире голодных и рабов. А потом – соло: «Рабы! Рабы! Ибо нет того, кому действительно нужно кланяться – великого человека! Великий человек! Великий человек! Где ты? Или прошло время настоящих партий и некнижных героев. За Родину! Я ведь за Родину говорю вам, люди! Люди! Или не видите вы, как шатается этот дряхлый век, как странно и страшно началось это тысячелетие, какие страшные беды оно сулит нам! Нам – рабам до мозга своих иссохших костей…»
– Вот так дословно…
– Нет, конечно. Но стиль и композицию, как говорится, сохраняю. Журналист все-таки в прошлом.
– А она?
– Ой, спросили. Пенсионерка.
– Складно у нас пенсионеры говорят.
– Да. А потом она закричала что-то и вовсе нечленораздельное, грохнулась на асфальт и забилась в припадке.
– А очки не разбила?
– Какие очки?
– Минуточку-минуточку. Мне сказали, что женщина была в темных очках…
– Другая женщина. Одновременно с этой. Я не видела – рассказывали. Это в другом конце площади происходило. Та бабушка – бывший медработник. Она сама по себе очень любопытная и слышит плохо. А его с детства знает. Он вот когда стихи читать начал, бабушка эта все расслышать и рассмотреть не могла, что на трибуне происходит. И все к этой трибуне приближалась так тихонечко, приближалась…
– И упала.
– Да. Сердечный приступ. У самых ступенек упала.
– Померла?
– Нет. Откачали – откололи.
– Ив тот момент, когда она упала на асфальт…
– Раздался выстрел в сквере у скамейки.
– Как он себя вел после выступления?
– Как? Обычно. Отошел от микрофона… Который, кстати, и не работал, по-моему. Встал в общую шеренгу выступающих. А потом… Я как-то упустил из виду. Думаю, вместе со всеми спустился с трибуны, когда началась эта катавасия. Сошел вниз по ступенькам и смешался с толпой…
– Здравствуйте, ребята.
– Здар-рова…
– А где можно найти такого-то?
– А вона на скамейке, с другими волосатиками.
– Чего делают?
– А ПЕСТНИ свои па-ают дурацике. А ты хто, мент?
– Я тебе сейчас такого мента втюхаю…
– Ай-ай-ай-а!..
Сегодня на помойке так пусто —
Ушли все коты.
Сегодня на помойке так пусто,
Потому что уехала ты,
НА-ТА-ША…
НА-ТА-ША…
– Простите, но придется прервать самодеятельность.
– Ты слов плохое сказал. Козел.
– Я сделал вид, что не заметил, но в первый и последний раз…
– О! Я с тобой буду разговаривать!
– Из пистолета на митинге ты стрелял?
– Да. Меня уже водили, и спрашивали, и закрывали.
– Почему стрелял-то?
– Объясняю. Я с 78-го, он тоже. Мы натюрлих придурки. Дэ-би-лы. Я все еще, а он уже не-а…
– А кто с 77-го?
– Те отморозки.
– А… А с 79?
– Задрочки.
– А с 76?
– Деревянные солдаты Урфина Джюса.
– А с 89-го?
– А это вообще не люди. Похожи только.
– А он, значит…
– Был. А потом смотрю – на трибуне. Ну я и салютнул. В память о НАСТОЯЩЕМ ЧЕЛОВЕКЕ.
– Ты песню мурлыкал… Ее автор кто? Придурок?
– Нет. Это Батя. Наши Бати себя нашли только с придурками, потому что для других вшивых папиков оне были тоже ДЕБИЛЫ.
– Выходит, кто сейчас дебил, потом будет…
– Дяденька, мы же не виноватые. Нас по-старому недовоспитали, а по-новому недоучили…
– Ой, лучше спой еще чего-нибудь…
– Мы, процентов семь человеческой расы, ПЕДЕ…
– Будьте здоровы…
– А нас в школе учили, что надо помогать больным людям… и стареньким… и книжки…
П-Е-С-Е-Н-К-И-М-О-И-Н-И-К-Т-О-Н-Е-С-Л-У-Ш-А-Е-Т…
– Давно работаете здесь?
– Тридцать лет.
– Стаж солидный.
– Да, особенно если учитывать, сколько всего было именно за последние тридцать лет. Как много всякой мишуры, политиков и музыкантов… У нас ведь целый комплекс, разные номера есть. На все вкусы. Капризные люксы и непрезентабельные одноместки с писсуаром-раковиной… Маленькое государство. Империя нетерпения и тоски. И как бы ни было хорошо у нас человеку, кто бы ни звонил и ни приходил к нему в номер, он все равно вольно или невольно хочет скорее отсюда уехать. А уехав, иногда ищет подобной остановки всю жизнь. Иногда даже возвращается, бегает, ищет и… не находит. Да.
– А вы философ.
– Хозяин постоялого двора так часто плут, или мудрец, или повеса… Или все вместе.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments