Месть от кутюр - Розали Хэм Страница 56

По участку прокатился звук выпускаемых из кишечника газов, затем громкий зевок. Окружной инспектор еще лежал на нарах – ему постелили в камере. Это был мужчина средних лет, неряшливый и крайне невоспитанный. В обеденный перерыв сержант Фаррат садился поближе к радиоприемнику и увеличивал громкость, чтобы во время еды его не стошнило, потому что окружной инспектор гонял во рту вставную челюсть при помощи языка, выдувая остатки пищи. Вместо салфетки он утирался рукавом и не вытаскивал из раковины заглушку после бритья, мочился мимо унитаза, постоянно забывал закрывать краны и выключать свет. Когда сержант Фаррат спросил, не нужно ли инспектору постирать что-нибудь из одежды («Я как раз затеял стирку»), тот понюхал свою подмышку и сказал: нет.

Окружной инспектор – «Зовите меня Фрэнком» – оказался чрезвычайно разговорчив.

– Да уж, мне довелось побывать под пулями. В меня трижды стреляли. Пришлось уйти от жены. Конечно, я разбил ей сердце, но так было надо: постоянные скандалы ни к чему. Это позволило мне раскрыть целую уйму запутанных преступлений – заметь, в одиночку! В свое время я поймал банду беглых преступников, они получили сполна. Такая опасная у меня работа, что даже на женщин времени не остается. Несправедливо, правда? Понимаешь меня, Горацио?

– Да-да, – отозвался сержант. – Теперь понятно, почему вас перевели в нашу глушь. – Сержант Фаррат мечтал о своих прежних вечерах с радиосериалами, книгами, пластинками, шитьем и скучал даже по девятичасовому объезду территории в тишине и покое.

– Что у нас сегодня на ужин, Гори?

– Мы едем в гости. Будем есть рубец, – сказал сержант и отложил карандаш.

– Обожаю рубец в соусе из петрушки! – Инспектор пошел в ванную комнату. – Мне тут нравится! – крикнул он и принялся насвистывать.

Гости приехали рано. Увидев Тилли, ожидавшую их на пороге в изящной позе, инспектор снял шляпу и отвесил поклон. В этот вечер она надела облегающее платье фасона «рыбий хвост» из шерстяной фланели с вырезом чуть не до талии. Сержант разлил по бокалам шампанское, Тилли завела беседу.

– Мы слышали, инспектор, вы – известный борец с преступностью?

Окружной инспектор покраснел от удовольствия.

– Что есть, то есть.

– Вы ведь еще и хороший детектив?

– Потому-то меня сюда и прислали.

– Расследовать дело Петтименов?

Инспектор не мог отвести взгляд от дерзкого декольте Тилли. Указательным пальцем она приподняла его подбородок, заставила посмотреть в глаза.

– Вы изучали криминалистику?

– Нет, то есть пока нет.

– Инспектор больше занят сбором фактов и составлением отчетов, верно? – Сержант Фаррат передал коллеге бокал с шампанским.

– Угу, – ответил инспектор и одним глотком осушил искрящийся напиток. – На ужин у нас рубец?

– Ножки индейки, фаршированные любистоком, виноградными листьями и артишоками под соусом равигот! – объявила Тилли и поставила на стол блюдо с птицей.

Физиономия инспектора разочарованно вытянулась. Он бросил вопросительный взгляд на сержанта Фаррата, уселся во главе стола, придвинул стул и закатал рукава.

Тилли положила ему на тарелку мясо, нарезанное сержантом, и инспектор приступил к трапезе. Сержант Фаррат налил вино, втянул ноздрями аромат. Они с Тилли сдвинули бокалы.

– Вы очень шумно едите, инспектор, – сделала замечание Тилли.

– Очень уж она вкусная, эта ваша фаршированная… – Его взгляд упал на розового какаду, который чистил перышки на карнизе для штор.

– Индейка, – подсказал сержант.

– Вы мешаете нам есть. Будьте добры, не чавкайте, – строго произнесла Тилли.

– Да, мэм.

Они прикончили все спиртное (инспектор принес с собой пиво), после чего Тилли предложила мужчинам сигареты. Сержант прикурил и глубоко затянулся.

– Хм, необычный запах, – сказал инспектор, понюхав сигарету. – Перуанские?

– Почти угадали. Британский Гондурас.

– А-а, – одобрительно протянул инспектор.

Тилли поднесла ему горящую спичку, включила громкую музыку, и начались танцы. Все трое кружились и скакали вокруг кухонного стола под убыстряющуюся мелодию «Свадебной самбы» в исполнении Микки Каца. Потом они залезли на стол и протанцевали под все остальные композиции с пластинки «Музыка для свадеб и бар-мицвы». Спрыгнув со стола, троица начала исполнять на цементном полу перед камином фламенко, барабанить деревянными ложками по блюдцам, выделывать па румбы, самбы и удалой шотландской пляски хайленд-флинг. В конце концов они с хохотом повалились на стулья, отдуваясь и держась за бока.

– Мне пора, – внезапно сказал инспектор и направился к двери. На его лысой голове красовалась лохматая насадка на швабру. Сержант Фаррат, пожав плечами, двинулся следом. Из-под эполет его короткой красной куртки торчали салфетки.

Тилли тоже поднялась, поставила руки на бедра и недоуменно выгнула бровь.

– Куда это вы?

– Двадцать один ноль-ноль. Я должен произвести объезд территории, – вздохнул сержант Фаррат и, закатив глаза, кивнул в сторону инспектора.

Фрэнк стоял посреди сада, покачиваясь на нетвердых ногах. Он по колено залез в заросли болиголова. Белые цветки роняли на его штаны капельки дурно пахнущей жидкости.

– Хотите с нами? – пригласил инспектор.

– Вас не должны видеть со мной, – сказала Тилли. – Я – городская убийца.

Инспектор засмеялся, помахал рукой и рухнул в полицейскую машину. Сержант Фаррат посигналил на прощание, автомобиль пополз вниз по склону. Тилли медленно побрела в дом. Посмотрела на попугая и сказала сама себе: «Я могу начать хоть сегодня, тут нечего бояться». Окинула взглядом свои запасы, смутно белевшие в полумраке: ситец, сукно-«бокс», атлас, шелк, шерсть викуньи, полубархат, корсажная лента, кружевная тесьма, бумажные цветы, пластмассовый жемчуг, золоченый картон, – все, что нужно для костюмов эпохи барокко.

Она пошла в спальню Молли, где хранилась пикейная ткань в сине-белую полоску, матово-бежевая некрашеная шерсть, поплин, легкий нинон, фильдеперс, швейцарская кисея, шелк, кружево, атлас-дюшес для балов, свадеб и крестин, потом вернулась в гостиную. Застыла в задумчивости, глядя на портновские ленты, булавки, пуговицы, манекены по углам. Тайный гардероб сержанта Фаррата был заперт в шкаф справа от входной двери. Тилли наступила на ножницы – они валялись на полу, где она раскраивала ткань. Выкройки барочных платьев были приколоты к занавескам, под ногами лежала разложенная папка-гармошка с обмерами актрис, занятых в пьесе.

Тилли сменила вечернее платье на рабочий комбинезон, вооружилась молотком и коротким ломиком. Сорвала с окон занавески, накрыла ими ткани и швейную машинку, затем встала перед стеной, разделявшей кухню и гостиную, поплевала на ладони, размахнулась молотком и ударила. Тилли била до тех пор, покуда в стене не образовалась большая дыра, после чего взяла ломик и отодрала часть досок. Она продолжала это занятие некоторое время, и в конце концов между кухней и гостиной остались лишь старые сосновые балки, покрытые мелкой темной пылью. Таким же образом она сломала двери и стены, отделявшие от гостиной обе спальни, выкрутила шурупы на дверных ручках и сняла их. Переложила обломки досок, утыканные ржавыми гвоздями, в кресло-каталку Молли и отвезла на свалку. Туда же отправилась ее старая кровать. Вернувшись в переделанный дом, Тилли соединила две двери при помощи гвоздей и прибила их к кухонному столу. На рассвете она подошла к своему новому раскройному столу, стоявшему посреди огромной студии, и улыбнулась.