Забытые письма - Лия Флеминг Страница 56

Личные вещи Энгуса прислали с соболезнующим письмом от командира. В самые тяжкие минуты она размышляла, не послужило ли ее собственное письмо, в котором она рассказывала об исчезновении Гая, поводом для безрассудства.

Письмо командира она выучила наизусть.

«Дорогая леди Кантрелл.

Писать такое письмо родителям офицера, с которым служил, всегда очень трудно, но, быть может, вас хоть отчасти утешат мои слова. Ваш сын был замечательным товарищем. Меткий стрелок, пример для бойцов. Мне не случалось видеть, чтобы он хоть раз дрогнул. Он отлично понимал свой долг и добровольно вызвался пойти в разведку на нейтральную территорию. Чтобы пойти навстречу неизвестности, в полной темноте, нужно особое мужество, но Гай решительно устремился вперед, презрев опасность. Потеря такого храброго офицера – это большое горе для нас всех. Вероломство противника не позволило нам сразу перенести останки в наше расположение, но чуть позже бойцы его батальона отважились выбраться за ними.

Его похоронили со всеми почестями, как положено офицеру, прозвучал салют. Я надеюсь, мой рассказ хотя бы немного смягчит боль утраты для вас и для его брата-близнеца…»

Падре, тоже написавший несколько строк, вложил в конверт и несколько писем Энгуса – среди них было письмо, которое Гай написал ему из лечебницы, полное гнева и отчаяния, подробно рассказывающее, что с ним происходило в Ватерлоо-хаусе и как он очутился в Хольт-парке под вымышленным именем. Унижение от ее визита туда до сих пор больно саднило.

Она первым же поездом кинулась в Уоррингтон, схватила кеб и полетела в лечебницу, надеясь, что страшные вести, которые она везет, все-таки изменят настроение Гая и он придет в себя. Их осталось всего двое, они должны держаться друг друга, утешать в горе, вместе искать силы смотреть в будущее. Она даже готова была не разоблачать его и называть новым именем.

В приемной она представилась и потребовала, чтобы ее немедленно проводили к сыну. Секретарь лениво смерил ее взглядом, предложил присесть и, выглянув в коридор, крикнул кому-то:

– Есть тут у нас Вест в отдельной палате? К нему бабушка!

Хестер покрылась краской негодования. Я что, настолько старо выгляжу? Поблизости не было зеркала, которое подтвердило бы ей, что она за минувший год в самом деле резко состарилась, сломленная горем, высушенная трауром. Она ждала, пока от сидения на жестком стуле не заболела спина.

Торопливо вошел доктор и, увидев ее, остановился.

– Ах, вот вы где! Ищете молодого Веста? Драпанул он, милая леди. Взял и слинял от нас одним прекрасным утром, больше мы его не видели. Получил какие-то дурные вести из дому и решил, что пора ему возвращаться… Простите, что разочаровали вас. Но вы не волнуйтесь, он бодро шел на поправку. Могу я предложить вам чашку чаю? Судя по вашему лицу, чай вам сейчас очень и очень не помешает.

Да как он может быть таким развязным, таким беспечным, таким черствым? Известие совершенно раздавило ее… Значит, Гай каким-то образом узнал об Энгусе. Может быть, он сейчас как раз на пути домой? Тогда ей надо поспешить обратно в Вест-Шарлэнд. Вдруг ее дорогой мальчик ждет ее там? Сколько долгих недель она тоскует о нем…

К ночным кошмарам прибавился новый. Неужели они – она и Гай – толкнули Энгуса на безрассудство? Сначала гневное письмо Гая, потом ее собственные слова. Хорошо бы Гай не узнал, что его брат покинул в беде Фрэнка Бартли. Как много сомнений и страхов теснятся в ее голове, горячечно сменяя друг друга. Нет, она просто должна знать.

Должна знать, что Энгус где-то жив и здоров. Как мог он уйти из жизни, не попрощавшись? А вдруг он думал, что она по-прежнему сердится на него? Он должен знать, что она молит его о прощении, что своим письмом она вовсе не хотела толкнуть его на отчаянные поступки. Неужели он искал смерти? Нет, нет! Слишком страшно думать об этом. Она должна убедиться, что он в безопасности. И есть лишь один способ это узнать.

Дождавшись наступления темноты, Хестер тихонько выскользнула из дома и отправилась в Совертуэйт. Оставив машину на центральной площади, дальше она пошла переулками. До назначенного часа еще оставалось время. Ей не хотелось, чтобы кто-то узнал ее и принялся ломать голову, что это она делает в этой неприветливой части города. Лицо ее было скрыто плотной вуалью, бобровая накидка мешком висела на сгорбленной спине. Подобно черной тени, скользила она меж высоких каменных стен по аллее, ведущей к Бонд-энд-роу.

Совет ей неожиданно дала женщина, которая прибирала у нее в доме, – она слышала, что Марта Холбек хорошо гадает по картам, и многие дамы в округе к ней обращаются.

Несколько ночей Хестер боролась с совестью и рассудком. Так это колдовство все-таки работает? Что плохого в том, что она попытается? Разве она кому-то навредит этим? Только отчаяние толкает ее на такой шаг. Она должна узнать наверняка.

Задняя дверь была открыта, и Хестер пришлось еще подождать, сидя на деревянном стуле за кухонным столом, пока колокольчик наконец не зазвонил. Да, в записке все было сказано точно. В доме есть и другие клиенты, которые также не хотят раскрывать своего имени.

Керосиновая лампа тускло освещала чуть не добела выскобленный сосновый стол. Что ж, по крайней мере, эта женщина держит дом в чистоте. Дом был простым, небогатым, и ей вспомнилась известная песенка «Береги домашний очаг…».

Горе утрат внезапно накрыло ее с головой, и она чуть было не бросилась назад в темноту. Но такой путь уже проделала… Нет, она подождет. Руки в перчатках беспокойно перебирают складки, ботики на пуговицах каблучками постукивают по каменному полу. Послышались голоса, слова прощания, и тут, к ее изумлению, женщина, вернувшись, распахнула дверь.

– Я позабыла там зонтик, – донеслись слова, и в комнату торопливо вошла Эсси Бартли. Едва взглянув на нее, она кивнула, схватила зонт и быстро вышла.

Постарела лет на десять, лицо прорезали горькие морщины, волосы почти побелели. Хестер почувствовала, как щеки ее пунцовеют. Неловко как… Неужели Бартли всё знают? Знают, что ее сын не дал показаний в защиту их сына, не согласился выступить и подтвердить его добрый нрав? Знают, как он погиб и почему?

За мимолетные секунды их встречи она увидела лишь знакомое лицо еще одной убитой горем женщины – такой, как и она. Вайолет шепотом упоминала, что в деревне беда: Джек Плиммер приехал в отпуск и рассказал, что младшего Бартли якобы расстреляли на рассвете то ли за дезертирство, то ли за трусость. Поначалу этому никто не поверил, Фрэнка все знали как веселого озорного мальчишку, но потом и от других сыновей начали приходить письма, в которых говорилось примерно то же, так что деревня раскололась на два лагеря. Прихожане англиканской церкви готовы были принять версию Джека Плиммера, а нонконформисты не соглашались и слова дурного сказать о ком-то из Бартли.

Достаточно было лишь мельком увидеть лицо этой женщины, доведенной до отчаяния, как вмиг стерлись все годы, когда ее светлость свысока глядела на эту семью простых рабочих, с которыми у нее и ее сыновей нет и не может быть ничего общего. Сколько же надо мужества, чтобы просто остаться здесь и с достоинством сносить низкую клевету. И еще эта их дочь – Вайолет говорит, ее отправили к родным в Брэдфорд, подыскали ей там работу.