Визит лейб-медика - Пер Улов Энквист Страница 56

Она стала сидеть со Струэнсе, когда он работал.

Сперва он думал, что ей хочется быть рядом с ним. Потом он понял, что интересовала ее его работа.

Ему приходилось объяснять, чтó он пишет. Сперва он делал это с улыбкой. Потом, поняв, что она настроена очень серьезно, стал стараться. Однажды она пришла к нему со списком лиц, которых хотела удалить; он сперва засмеялся. Потом она объяснила. Тогда он понял. Она произвела оценку структуры власти.

Ее анализ его удивил.

Он предположил, что ее очень ясный и очень жестокий взгляд на власть зародился при английском дворе. Нет, сказала она, я жила в монастыре. Где же тогда она всему этому научилась? Она не была одной из тех, кого Бранд обычно презрительно называл «интриганками». Струэнсе понял, что она видит взаимосвязь другого рода, нежели он сам.

Мечта о хорошем обществе, базирующемся на справедливости и разуме, была его прерогативой. Ее занимали инструменты. Именно использование инструментов она называла «большой игрой».

Когда она заговорила о большой игре, он почувствовал неприязнь. Он знал, что это было. Это был отзвук бесед блистательных просветителей в Альтоне, когда он осознавал, что он — всего лишь врач, и молчал.

Теперь он тоже слушал и молчал.

Как-то вечером она прервала его чтение «Нравоучительных мыслей» Хольберга и сказала, что это абстракции.

Что все эти принципы правильны, но что он должен разобраться в инструментах. Что он должен видеть механизм, что он наивен. Что его сердце слишком чисто. Чистосердечные обречены на гибель. Он не умеет использовать дворянство. Он должен расколоть своих противников. Что лишение города Копенгагена его административной самостоятельности было безумием и создавало лишних врагов; он только с изумлением и молча смотрел на нее. Реформы, считала она, должны быть направлены и против чего-то, и к какой-то цели. Его декреты струились из-под его пера, но им не хватало плана.

Ему следует выбирать себе врагов, сказала она.

Он узнал это выражение. Он его уже слышал раньше. Он опешил и спросил ее, разговаривала ли она с Рантцау. Я узнаю это выражение, сказал он. Оно не возникло на ровном месте.

— Нет, — ответила она, — но, возможно, он увидел то же, что и я.

Струэнсе пришел в растерянность. Английский посланник Кейт сказал Бранду, будто хорошо знает, что «Ее Величество королева теперь безо всяких ограничений правит страной через министра». Бранд передал это дальше. Неужели это была правда, которую он всячески от себя гнал? Однажды он издал декрет о том, что церковь на Амалиенгаде следовало освободить и превратить в больницу для женщин; он даже вроде бы и не заметил, что это было ее предложение. Это было ее предложение, и он его сформулировал и подписал, полагая, что оно принадлежит ему. Но это было ее предложение.

Неужели он упустил смысл происходящего и утратил контроль? Он толком не знал. Он это от себя гнал. Она сидела напротив него за письменным столом, слушала и комментировала.

Я должна научить тебя большой игре, время от времени говорила она ему, поскольку знала, что он ненавидит это выражение. Тогда он как-то раз, будто в шутку, напомнил ей о ее девизе: «О keep me innocent, make others great».

— Тогда это было так, — сказала она. — Это было при прошлом. Это было так давно.

«При прошлом», часто имела обыкновение говорить она, на своем странном языке. Многое теперь было «при прошлом».