Аут. Роман воспитания - Игорь Зотов Страница 56

Это случилось как раз тогда, когда первый президент объявил о своей отставке и назвал имя преемника. Политический бомонд всколыхнулся: у нового трона затеснились люди, наперебой предлагая преемнику свои услуги, наперебой славословя его на всех углах. Слагая очередной фельетон, я вспомнил архетипическую ситуацию, описанную Гофманом. Я просто предупредил в своих тридцати строках, что все в жизни повторяется, и тогда – прощай хваленая демократия. Написал и отослал в редакцию этот как бы пророческий, довольно изящный, но совершенно беззлобный фельетон. Главный редактор на кличку среагировал и, дабы не принимать решение самому, перезвонил хозяину, то есть олигарху. Тот восхитился. Но про себя, очевидно, подумал, что не стоит транжирить находку в малотиражной газете, а куда эффективнее разнести ее в эфире собственного телеканала. Меня наказал отблагодарить тройным гонораром, но в номер написать что-то другое. Я решил тогда, что олигарх испугался, и ошибся – через пару дней в программе «Марионетки» вышел сюжет под названием «Крошка Цахес». Сюжет бессмысленный, сюжет грубый, сюжет в лоб.

Впрочем, в высших кругах шутка понравилась, этой братии чем грубее, тем лучше. Все смеялись, но смеялись тайно. Все восторгались, но в платочек.

Спустя какое-то время в офисе олигарха прошел первый обыск, следом второй, потом люди в масках явились и в редакцию, затем разогнали телеканал, а затем наш олигарх сбежал в Европу, как раз в тот самый день, когда был выдан ордер на его арест. В Европе он и остался. Предлог для этих событий был избран весьма благовидный – финансовые махинации, за что в принципе можно цугундировать решительно всех новых богатых без малейшего изъятия. Но какое-то время единственной жертвой «восстановления социальной справедливости» оставался именно мой бывший хозяин. И вряд ли стоило сомневаться, что поводом тому был злополучный гофмановский сюжет.

По Москве поползли слухи о скором закрытии газеты. Главный редактор, правда, повторял на летучках, что бояться нечего, что политику издания менять никто не будет: дескать, зачем давать лишний повод Западу сомневаться в торжестве демократии в России. Всех-то дел, говорил он, что отныне вводится лишь один запрет: на критику президента. Его имя не должно упоминаться иначе как в информационных заметках. Никаких комментариев его деятельности, его выступлений, никакой критики.

И я бросил фельетоны. Не из страха, а во многом потому, что потерял к этому занятию интерес. Мне стало скучно. Да и кой черт метать бисер перед политическими свиньями, складывать слова в изящные конструкции, когда они понимают одну только силу – и ничего больше?! Сейчас-то я думаю, даже уверен, что мое решение было лишь закономерным звеном в длинной цепи общих событий. Эстетика свободы уходила, как дождевая вода утекает в канализационные решетки. Все эти тонкая ирония, игра слов, метафоры, парадоксальные сравнения, словом, все то, что будило мысль и чувства читателя в девяностые, с новым тысячелетием ушло безвозвратно.

Спасало меня то, что я в свое время проявил несвойственную мне мудрость и не оставил преподавания в школе. Два часа утром, проведенные с юными душами, вселяли в мою душу толику чувства не-впол-не-зряшного-времяпрепровождения. Кроме того, два раза в неделю я вел на одном телеканале программу «Народные новости». Преподавание и ведение новостей окончательно утвердили меня в торжестве пушкинской мысли: нет истины, если нет любви.

Мы, по мере возможности, делали видимыми те самые «невидимые миру слезы», которые не принимаются в расчет политикой. Не скрою, и здесь главной для меня была эстетическая сторона дела, а любимыми сюжетами – эколого-эстетические. К примеру, в своем комментарии к сюжету о дачных поселках советской эпохи – заборы, сотки, сараи – я назвал их раковыми опухолями на теле русской земли. А в следующем сюжете о постройках новорусского периода – колонны-эркеры-фонтаны-башенки – просил найти «единственное отличие» от первого. Таковым, по моему торжественно объявленному в конце передачи мнению, было только количество денег: богатые раковые опухоли и бедные раковые опухоли. Все одинаково смертны.

Не знаю, не скажу точно, каким образом, но, очевидно, тема смерти, которой сплошь посвящал свои письма ко мне Алексей, постепенно овладела и мной. Зараза – в прямом смысле этого слова. Заразна же, как установили медики, шизофрения. Мало-помалу, а вскоре я уже не мог более ни о чем ином и думать. Ни любовь, ни ненависть, ни другие чувства более не трогали моей души, а если трогали, то только в связи со смертью. Тут такое дело: либо ты не думаешь об этом, подсознательно гонишь любые мысли, либо вдруг начинаешь думать только о ней и ни о чем больше. Неразрешимая загадка существования, рождения, страданий во весь рост встала передо мной. И все из-за какого-то полубезумного не то подростка, не то кастрата, славшего и славшего мне свои отвратительные, но исполненные дикой силы письма. Люди никому не нужны, думал я, так зачем они живут? Нет, он, безусловно, прав, этот копенгагенский затворник: убийство – вот единственный достойный акт, коль скоро ты родился. Это есть высший гуманизм. Не убийство, которое обеспечивает лично тебе спокойную жизнь в будущем, а именно экзистенциальное убийство, беспричинное, тотальное, безо всякой надежды на построение на костях убитых счастливого будущего. Просто людей не должно быть вообще. Это ошибка природы. Ритуальное почтение к смерти – это и есть высшая степень равнодушия к человеку, полуосознанная попытка отделаться от него, посмертно превознося его иллюзорные заслуги. А потом было это:

«Информация о продаже трупного человеческого мяса на одном из рынков Черемхова не подтвердилась, сообщают правоохранительные органы Иркутской области.

4 февраля сотрудники Черемховского РОВД задержали 30-летнего мужчину, подозреваемого в каннибализме. Предполагается, что он раскопал одну из свежих могил на городском кладбище и отрезал у захороненного тела голову и ногу. Добытую таким способом человечину мужчина принес домой и съел. После этого появилась непроверенная информация о том, что каннибал продал часть мяса на рынке. В ходе проведенных проверок этот факт не был подтвержден.

Как пояснила мать каннибала, ее сын является психически больным человеком. Он боится людей и днем почти никогда не выходит на улицу. Поэтому он не мог продавать мясо на рынке.

По словам матери, первые отклонения в поведении мужчины появились несколько лет назад. «Мы пытались лечить его в психиатрической больнице, но нам отказали, мотивируя свое решение тем, что он ничего дурного не сделал», – рассказала она. Два последних года семья жила в постоянном страхе. «Сын стал говорить, что ему слышатся голоса, они приказывают то меня убить, то есть сырое мясо, чтобы быть бессмертным, как Дракула», – заявила мать. В настоящий момент молодой человек находится в психиатрической больнице Черемхова, – сообщила Байкальская служба новостей».

Я зачитал это в прямом эфире «Народных новостей», после чего в студии воцарилось скорбное молчание. Коллеги, которые вели программу вместе со мной, буквально остолбенели… Правда, на какой-то всего миг, а потом быстро взяли себя в руки… Разумеется, я был уволен.

Я кратко описываю свою, так сказать, творческую биографию только затем, чтобы подвести вас к тому событию, которое произошло позже и связано именно с Алексеем Светозаровым. Параллельно с журналистской и педагогической карьерой протекало и мое стихотворное творчество. Каждый год я выпускал по поэтической книжке и каждый год получал благожелательные отклики критиков. Но что-то копилось во мне, что-то зудело подспудно в моем мозгу. Я стал попивать, мой оптимизм, мой знаменитый здравый смысл, моя неистовая работоспособность, когда я за день мог легко написать пару-тройку статей на любую тему и в любом жанре, как-то сошли на нет. Я опускался. Первым человеком, кто заметил это, была, естественно, моя жена Инна. А потом неожиданно выплеснулось. И катализатором стал именно Алексей.