От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии - Генри Воллам Мортон Страница 56

Я ничего не знал о святом Катальдо, и церковный служитель сказал лишь, что святой был чудотворцем, в Таранто приехал в VII веке из Ирландии. Он мне не сказал — это я выяснил позже, — что святой Катальдо вышел на берег Таранто на обратном пути из Святой Земли и, обнаружив, что город пребывает в грехе, решил здесь остаться. Говорят, что у него был брат, святой Донат. Он стал святым покровителем Лечче и, как я уже говорил, смотрит сейчас на город с верхушки колонны.

Я с удовольствием наблюдал за крошечными школьницами. Их привела с собой в боковую часовню маленькая пожилая монахиня. Она учила девочек таблице умножения. В овальное окно заглянуло солнце. Возможно, оно пришло из Дарема и осветило арку, под которой уселись ученицы. Спокойная сцена так далека была от шумной набережной и пыльных улиц, что я подумал о символической функции Церкви на протяжении истории. Вспомнил о тенденции поиска сочувствия у Церкви, когда ученицы поднимали руку и спрашивали разрешения покинуть комнату. Ответом им служило доброе поблескивание очков.

Гробница святого видна сквозь решетку темной исповедальни. К ней вели два лестничных марша. Я спустился и посмотрел сквозь железные прутья крипты, где непроницаемая тень скрывала саркофаг, в котором, как говорят, лежат ирландские кости.

Стемнело. Я пришел на рыбный рынок, в один из маленьких ресторанов. Дверь открывалась на набережную. Сел за столик в нескольких ярдах от рыбачьих лодок. Слабое покачивание суденышек доказывало, что они не на земле. Луна перешла во вторую четверть. На неподвижную лагуну изливался зеленый свет. Вдали, с правой стороны, военный корабль подмигивал лампой, передавая какое-то сообщение. Дзуппа-ди-пеше [36]оказался самым лучшим из тех, что мне доводилось пробовать в Италии. Существует свыше девяноста вариантов этого блюда. Мне порекомендовали взять после него triglie — красную кефаль, особым образом приготовленную. Я согласился, хотя эта рыба мне всегда не слишком нравилась. Не понимаю, почему римляне так ее любят. Они часто подают ее на званых обедах не совсем прожаренной. Моя рыба явилась в фольге, в которой ее запекали. Она была свежее, чем это бывает обычно, и пахла морем, тем не менее я по-прежнему считаю ее неинтересной рыбой.

Я пошел по старому городу, любуясь видами, открывавшимися в распахнутых окнах. Эти живые картины напомнили мне произведения Хогарта, только без джина. С балконов и из темных аллей звучало радио. Я заглянул в кафе. Мужчины сидели в темноте молча, точно в церкви. Смотрели по телевизору футбольный матч. Поднявшись на разводной мост, я обнаружил, что одна его половина повисла над новым городом, а вторая — над старым. Канал, ведущий в док, был открыт. Я ждал вместе с автомобилистами и мужчинами, оседлавшими мотороллеры. Яркая луна освещала эту экстравагантную сцену. Анжуйский замок плавал в зеленом свете, ленивое море лизало его округлые бастионы. Повсюду были зеленые и красные огни, потом неожиданно канал заполнили огромные серые тени, одна за другой, и из моря вышли три эскадренных миноносца. Шума не было, только плеск воды. Корабли исчезли в лагуне. Половинки моста сомкнулись, пробежал вперед моряк небольшого чина и отдал распоряжения. Машины двинулись, и вскоре мы оказались в новом Таранто.

4

Не существует причины, по которой романтически настроенные молодые люди должны отказывать себе в комфорте и соглашаться на жалкие условия, о которых писали старинные путешественники. Так было на юге Италии сравнительно недавно, свидетелем тому — Норман Дуглас. Ныне нет необходимости спать в гостиницах, населенных клопами. Если не проколете по дороге шину, то даже ночью отыщете приличный отель.

Будучи привязанным к своему номеру с панорамным окном и голливудской ванной, я тем не менее совершал набеги в окрестности, а к ночи возвращался в комфорт отеля. Одним из таких мест стал Гроттальи, маленький город на расстоянии четырнадцати миль от Таранто. Он находится в горной местности, продырявленной пещерами. Рассказывают, что в старину пещерные жители покинули гроты и, собравшись вместе, основали городок Гроттальи. Здесь живут гончары. Восхитительные копии амфор, больших и маленьких — я обращал на них внимание у городских фонтанов, — а также дюжины старинных греческих сосудов — их увидишь в любой скобяной лавке или магазине — и множество нарядных (иногда ужасных) цветных ваз выходят из мастерских и печей этого городка. Возможно, что такое ремесло — продолжение знаменитых гончарен Тараса, продукция которых экспортировалась во все концы Италии. Глиняный горшок в те времена использовался так же, как в нашей цивилизации жестяная банка. В горшках продавались сотни продуктов — вино, зерно, мед, оливки, растительное масло, соленая рыба и прочее. Гончары, с которыми я встречался в Гроттальи, верят, что они — прямые потомки античных мастеров, хотя и не могут представить никаких доказательств. Они используют хорошую местную глину. Мне показалось, что самые популярные формы их продукции похожи на те, что изготавливали несколько столетий назад. Думаю, что Гроттальи выглядит так же, как квартал гончаров в любом городе Великой Греции. У каждого мастера есть собственная officina, или мастерская, собственный штат и ученики, собственные секреты производства. В наше разрушительное время мне было приятно увидеть, что много мальчиков и молодых людей идут по стопам отцов.

Куда бы я ни бросил взор, всюду видел тысячи горшков. Они стояли рядами на плоских крышах домов, во дворах, на полу под навесами и даже в пещерах. Целый полк амфор и не меньшее количество кувшинов или тарелок. Они выстроились на солнце, и каждый предмет отбрасывал собственную тень. Я забрался в мастерскую, расположенную выше всех остальных, посмотрел сверху на Гроттальи и подивился, что гончары находят место еще для одного кувшина. Тем не менее мужчины в легкой спортивной обуви, словно носильщики — два впереди и два позади, — осторожно ступали между рядами с новыми изделиями. Я унес с собой воспоминание, которое навсегда останется магическим: руки гончара, серые от слизи. Они создавали форму, словно доставая ее из воздуха. Запомнил и юношу — он сидел под навесом с кистью в руке и рисовал на вазе очередную греческую фигуру.

Однажды я приехал в горы, что в двадцати милях к северо-востоку от Таранто. Измученная земля, изувеченная пещерами. В некоторых пещерах заметил темные заброшенные часовни, в других — вылинявшие византийские фрески. Заговорил с пастухом, но тот то ли не понял меня, то ли не захотел говорить с чужаком. Повернулся и, ни слова ни говоря, исчез между скалами вместе со своими овцами. Девушка, подвязывавшая виноград, сказала, что в старину греческие отшельники жили в гротах. Пейзаж показался мне мрачным и нереальным.

Поднявшись на холм по пути в Кастелланету, я остановился в удивлении. Возле дороги я увидел скульптуру шейха-бедуина в натуральную величину. Фигура была изготовлена из цветного фарфора. Преобладал синий блестящий цвет. К статуе вели ступеньки. Поднявшись по ним, я прочел: «Родольфо Валентино». Здесь, в сердце гончарного района, была увековечена память первого киношного героя-любовника — Родольфо Валентино. Это сделали люди из его родного города. Валентино появился на свет в 1895 году. В восемнадцать лет в качестве танцора уехал в Соединенные Штаты.