Карт-бланш императрицы - Анастасия Монастырская Страница 56
Карт-бланш императрицы - Анастасия Монастырская читать онлайн бесплатно
— Мне зябко!
— Сейчас станет тепло, — сказал он, затопив печь. Екатерина продолжала жаловаться, что ей зябко, едва скрывая охватившее ее желание.
— Подойди и согрей меня, — сказала она наконец, осознав, что ее нескромные намеки не достигают избранной цели. В ту зиму это была, пожалуй, самая горячая ночь.
Любовников в отсутствие Григория Екатерина меняла часто. Во-первых, того требовала ее женская природа, а во-вторых… если есть возможности, так почему бы ими ни воспользоваться? За место временщика боролись многие. Помимо Протасовой обязанности пробни исполняла и Прасковья Брюс, однако в отличие от Аннушки, Брюс страдала излишней сентиментальностью и не уделяла внимания особенностям — может, и хорошо. Чего еще желать-то?
Екатерина желала большего, а у Анны на хороших любовников оказался просто звериный нюх. Мгновенно чуяла, кто может угодить государыне. Орлов Протасову не любил: при случае норовил обидеть. Та сносила колкости молча, предчувствуя скорый закат его мужской славы. Тогда и отыграется. С ее подачи Екатерина и узнала об изменах Гриши. И не где-нибудь, а в веселом доме. Что оказалось обиднее всего.
Но сейчас об обидах можно забыть. Аннушка обещала особого кавалера. И точно, в комнату вошел красавец-блондин. Высокий, кареглазый. Первым делом императрица бросила взгляд на его руки. И осталась довольна: такие обнимут сильно, но нежно. Пальцы в отличие от Гришиных — тонкие и белые, на кисти глубокий шрам. След от удара. Значит, не неженка. Уже хорошо.
— Проходи, — пригласила она ночного гостя. — Вина будешь?
Тот зачарованно смотрел на ее губы. Потом, улыбаясь, кивнул. Выпил, как и она, полстакана. А дальше Екатерина и не заметила, как очутилась в его объятиях. Хотела задуть свечи, не дал. Медленно раздел, целуя каждую клеточку ее тела, да так искренне, что она забыла о смущении. В последние годы ее фигура чуть оплыла, налившись зрелостью и материнством, Груди стали больше, потяжелели. На животе досадная складка, весьма ее смущавшая. Но этот словно и не замечал: ласкал и нежил, баюкал и пробуждал желание.
— Хочу! — простонала она, не узнав собственного голоса, хриплого от любви.
Хорошему любовнику не говорят о том, он сам чувствует. И когда только успел сам раздеться? Кожа у него была золотистая, с едва заметным пушком. Словно и не взрослый мужчина, а мальчик, еще только входящий в пору своей мужественности. Ладонь ощущала ее совершенную гладкость.
— Как шелк, — с удивлением прошептала она. — Так не бывает!
Но тут же требовательный поцелуй закрыл рот, убеждая в обратном — все бывает в этой жизни, нужно только поверить. Его рука скользнула по женскому животу и вопросительно застыла. Екатерина охнула, чуть раздвинув ноги. Как приятные его прикосновения! И не нужно просить, делает так, как она хочет. Еще, еще! — тело выгнулось, принимая в себя горячий корень жизни.
Два тела двигались так, словно были созданы друг для друга. И Екатерина, чей слух никогда не принимал и не понимал звучания музыкальных инструментов, вдруг уловила в слаженном дыхании особый ритм — музыку любви. Мужчина вдруг застыл, и она испугалась, что музыка сейчас оборвется. И на смену зарождающемуся в ней наслаждению придет разочарование. Но нет, ошиблась. Приподнявшись на локтях, он смотрел в потемневшие глаза, блестящие от страсти, а потом, и как только смог — рывком перетянул ее наверх. Теперь его руки свободны. Тонкие, но сильные пальцы легли на тяжелые набухшие груди. Да, именно об этом она и хотела сейчас попросить. Гриша никогда не ласкал ее грудь, а ей так нравится, когда… Да, когда вот так. К черту Гришу! Только не останавливайся, милый!
Екатерина чуть наклонилась: длинные темные пряди с первыми серебряными нитями, укрыли их обоих. Сквозь паутину волос мерцала свеча.
— Как в шалаше, правда? А знаешь, с тобой действительно рай…
Ее лоно становилось бездонным, жадно требуя новых доказательств желания. Он крепко прижимал ее бедра к своим, ускоряя ритм. Пламя свечи прыгало, пытаясь вырваться из воскового тела.
— Быстрее!
Мышцы содрогнулись, освобождая соки любви. По телу прокатилась горячая волна, ногти вонзились в золотистую кожу, оставляя глубокие полосы с капельками крови.
Екатерина тяжело дышала, запрокинув голову. Ее подрагивающие бедра по-прежнему крепко обхватывали мужские чресла. Хорошо-то как, Катенька! Эх, если бы…
— О! Значит, все продолжается?
Скрип кровати подтвердил: все продолжается.
Не обманула Протасова. От фаворита и требуется всего ничего: сила, нежность и страсть в любое время, когда ей, императрице, того захочется. И еще умение молчать.
— Я зажгу свечу, ладно? Не люблю в темноте разговаривать. Когда глаз не вижу, то становится не по себе. В глазах — душа человека. Иногда посмотришь, и сразу понимаешь — черная душа, а иногда — белее снега, только слишком холодная. Отогреть не отогреешь, а если останешься, то замерзнешь. Смешно ты как-то мне волосы гладишь, будто ангел. Меня никто по голове не гладил: ни отец, ни мать, ни муж. А я люблю, когда к волосам прикасаются. Когда хочешь касаться другого, тогда и любишь. Любовь она разная бывает. Мне вчера прошение подали. Флотский капитан хочет на эфиопке жениться. Венчаться ему не разрешили: кто ж с обезьяной в церковь идет. Грех, дескать, большой, хотя так и не смогли мне объяснить, в чем грех заключается? А она и не обезьяна. Кто только подобную глупость придумал? Молоденькая совсем, веселая. Кожа, как кофе, в который чуть-чуть сливок добавили. Зубы ровные, белые. Немудрено, что наш капитан влюбился. Умру, говорит, без нее. Разрешила. И не жалею об этом. Знаешь, что я написала на том прошении? "Сие есть не более чем честолюбивый политический замысел против Турции: я хотела этим торжественно ознаменовать бракосочетание русского флота с Черным морем". Съели. А ведь на самом деле я поверила в их любовь. Всем капитан рисковал ради черной красавицы. Ты сам-то любишь рисковать? Врешь. По глазам вижу, что любишь.
А знаешь, что я люблю? Люблю просыпаться в Петергофе летом. Утро раннее, сквозь листву солнышко пробивается, и чувствуешь себя молодой и счастливой. Умоешься водой холодной, и улыбнешься. Чему? Сама не знаешь.
Собак люблю. У меня вон их сколько. Которое уже потомство дают. Но я им доверяю. Собаки не предают. Помню, когда еще была великой княгиней, то шведский посланник Горн подарил мне очаровательную болонку. Проказница была ужасная. И в отличие от меня мужчин не терпела. Привечала только Станислава. Понятно, почему. Он ко мне тогда часто приходил и всегда с подношением для собаки. А как-то пришел не один, вместе с Горном. Горна болонка облаяла, как врага, а к Понятовскому кинулась, словно к лучшему другу, требуя привычное лакомство. Горн отвел Станислава в сторону и сказал: "Друг мой. Нет ничего ужаснее болонок. Когда я влюблялся в какую-нибудь женщину, то первым долгом дарил ей болонку и, благодаря ей, узнавал о существовании более счастливого соперника". Я тогда в первый раз увидела, как смутился Станислав. Больше лакомств для собаки он не приносил. Да, были времена… Судьба его сложилась несчастливо. Стал королем Польши, но потом вынужден был бежать в Россию, оставив трон. Теперь живет в Петербурге, купаясь в роскоши. Видела ли я его? Нет. И не хочу, пусть мы в памяти друг друга останемся молодыми и влюбленными.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments