Час ведьмы - Крис Боджалиан Страница 56

Она этого так не оставит. Не оставит.

Да, она купит свой хлеб и вернется домой. Она вспомнила одну пьесу — нечестивую пьесу, да, но тем не менее она была с ней знакома. Строчка из диалога, точно птичка в небе, витала где-то далеко в тумане, но все же она ее не выдумала. В ней говорилось что-то о фунте мяса. Она пришла ей на память именно сейчас, когда она увидела истерзанную спину Генри и осознала несправедливость, царящую в ее мире.

К концу зимы — если не раньше — она получит свой фунт мяса.

На выходе из хлебной лавки Мэри и Ребекка Купер заметили друг друга почти одновременно; рядом с Ребеккой шли двое ее детей. Вспомнив печеные яблоки с изюмом и то, что Перегрин готовила их вместе с Ребеккой, Мэри сразу же насторожилась. Но ее подруга — или, по крайней мере, женщина, которую она считала своей подругой, — лучезарно улыбнулась и бросилась к ней, потащив дочку за собой и подталкивая сына вперед.

— Мэри! — воскликнула она. — Я слышала, что ты вернулась к Томасу.

— И ты считаешь это поводом для радости сейчас, зная, что он за человек и как со мной обошелся?

— Нет. Я просто рада тебя видеть. Я соскучилась по тебе, вот и все.

Мэри кивнула.

— Извини. Я зря на тебя набросилась.

Ребекка взяла ее правую руку в свои и сказала:

— Я тебя понимаю. Конечно, решение совета тебя расстроило, я не хотела недооценить твои чувства. Мне тоже горько за тебя. Скажи: твоя рука заживает?

— Ну да.

Дочка Ребекки с любопытством разглядывала ее, и Мэри подумала о девочке, которая приходила к ней во сне.

— Я рада. Правда. Я приду к тебе в гости. Можно?

— Буду рада тебя видеть, — ответила Мэри.

— Тебе и твоим родителям понравилось наше с Перегрин угощение? — Она показала рукой на детей. — У них это любимое лакомство.

— Вы и на твою семью готовили?

— Да. И для семьи Перегрин. Просто в этом году у нас столько яблок. Настоящее благословение.

— Да, — согласилась Мэри, — благословение.

Она сказала себе, что ее недоверие по отношению к Ребекке абсолютно беспочвенно. Иначе быть не может. Возможно, что матушка Купер — единственный ее настоящий друг в этом мире.

По дороге домой Мэри нанесла последний визит. Она зашла к родителям, чтобы узнать, как себя чувствует Ханна. Девочка все еще была слаба и бледна, но уже встала с постели и помогала Абигейл по хозяйству.

— Я проверяла, не воткнул ли кто-нибудь зубья Дьявола во дворе, — рассказала она Мэри, — но земля слишком твердая. Не думаю, что это было колдовство.

— Да, — согласилась Мэри, — я тоже так не думаю.

Ночью снегопад продолжался, но погода не испортилась. На Бостон не налетела ледяная метель, от которой дрожат окна и снег залетает в дом, а огонь поднимается и опадает в очаге по воле сквозняков. Снег падал тихо и неустанно, первый снегопад этой зимы, к утру укутавший город шести-, семидюймовым белым покровом. Мэри стояла в спальне у окна, накинув на плечи одеяло, как шаль, и смотрела на притихший Бостон. Небо по-прежнему хмурилось, но снег перестал. Деревья, которые, к счастью, сбросили листья несколько недель назад, под весом тяжелых снежных шапок клонили ветви к земле, а одна тонкая сосенка у обочины, казалось, вот-вот переломится пополам.

Но этого снега недостаточно, чтобы парализовать город. Скоро на улицах покажутся сани, а люди выйдут во дворы с лопатами. Лошади под силу пройти по семидюймовому снегу, и Томас поедет на мельницу и будет ждать, что его люди тоже явятся на работу.

Ее муж еще спал, во сне его сопение напоминало хрип. Мэри посмотрела на него и вздохнула. В нем не было ничего, что не внушало бы ей отвращения. Даже его борода, взлохматившаяся за ночь, казалась ей противной. Его левая рука лежала у головы, пальцы были растопырены, отчего кисть походила на паука, и Мэри подумала, каково ему будет проснуться оттого, что ему в руку вонзили вилку. Или вылили на него горшок с горячей похлебкой.

Где-то в другой части города Генри Симмонс тоже просыпается. Мысленно она видела, как он садится на матрасе и морщится от боли в исполосованной плетьми спине. Хиллы ухаживают за ним? Они пригласили доктора? Может быть, его дядя и тетя считают, что часть его наказания — жить с болью, пока кожа не заживет сама.

Мэри услышала, что внизу ходит Кэтрин; она знала, что должна пойти к ней, чтобы затопить печь, покормить скотину и приготовить завтрак. Но она думала о вилках, которые навели ее на мысли о пестике и снова вернули ее к спине Генри Симмонса. Все это связано. Она подумала о двух днях, что провела в ратуше, и о том, что люди говорили о ней. Это тоже все связано. Именно тогда в ее голове начал зреть замысел. Расплывчатый, пока еще без подробностей. Но она начинала видеть контуры, так с корабля впервые замечают полосу земли на горизонте.

Ей нужно отправиться на перешеек, на улицу рядом с Виселичным холмом, и нанести визит Констанции Уинстон. У нее не было причин прощать Мэри, но после их недавней встречи было ясно, что Констанция почти не держит на нее зла и не станет прогонять. Она поняла, почему Мэри отдалилась от нее. Хотя формально Констанцию никогда не обвиняли в колдовстве, даже во время процесса Анны Гиббенс, в городе ходили слухи, что она более чем осведомлена по части темных искусств.

На самом деле Констанция была добра, когда их пути недавно пересеклись.

Итак, решила Мэри, ей снова нужно поговорить с Констанцией, несмотря на то что слухи о колдовстве кружились вокруг нее, точно жухлые листья на сентябрьском ветру. Если уж кто и может сказать ей, зачем кто-то оставил во дворе вилки и пестик, то это Констанция. Если кто и может помочь ей обводиться — деликатно и с величайшей осторожностью, — то это наверняка должна быть независимая женщина с губительной отметиной в душе.

Сегодня, как только они с Кэтрин выполнят свои обязанности и отправят Томаса на мельницу, она отправится на перешеек.