Клон в пальто - Ирина Меркина Страница 55

Юлька вернулась из Крыма, и они неделю носились по магазинам с капризничающей девочкой, покупая платья, джинсы, дневники, ластики, тетрадки, пеналы к началу учебного года. Ну почему, почему надо все откладывать на последний момент!

— Потому что я тебе говорила, а ты отвечала: потом, потом! — назидательно сказала Юля. За лето она вытянулась, загорела и стала гораздо придирчивее относиться к своей одежде. Теперь стиль ей диктовал не подростковый «Elle Girl», а заносчивый «Cosmopolitan».

— Юля, тебе ведь десять лет! Десять, а не пятнадцать! Есть какие-то границы! — взмолилась Аля, когда они мерили в «Бенеттоне» восьмую кофточку.

Ей было жалко не столько денег, сколько времени и сил. В половине магазинов не работали кондиционеры, и она просто задыхалась. Сама Аля любила шопинг, но всегда точно знала, что ей нужно. А Юлька была в бабушку — приходила за джинсами и тут же западала на юбки, куртки, свитера, бейсболки и все, что видела вокруг. И все она мерила, причем понравившиеся вещи, из которых надо было выбирать, по несколько раз. А Аля даже не могла отойти и приглядеть что-нибудь для себя, потому что Юля каждую минуту ее дергала:

— Мам, посмотри! Мам, ну как?

На упоминание о возрасте девочка обиделась:

— Это в твое время в десять лет ходили в галошах и рейтузах. А я хочу следить за модой. Не нравится — дай мне деньги, я сама все куплю.

— Еще не хватало! — возмутилась Аля. Пример с рейтузами и галошами ее рассмешил. Тут явно сказались бабушкины воспоминания, а может, детские книжки, написанные в шестидесятые годы. Аля не помнила, носила ли она в десять лет рейтузы, возможно, что да — еще ведь была школьная форма, и в холодные зимы приходилось утепляться. Но калоши «в ее время» надевали только двухлетним детям на валенки, да и то не всем. Что касается свободного выдавания денег, то до этого юная модница еще никак не доросла — ни по возрасту, ни по сознательности.

— А папа говорит, что доросла! Он мне скоро заведет карточку, и я смогу сама делать покупки! — азартно заявила дочка и, бросив на прилавок два очень похожих джемпера, с вызовом добавила: — Хочу оба.

— Нет уж, выбирай один, — Аля тоже пошла на принцип. — И не говори глупостей. Никто такой соплюшке по карточке продавать ничего не будет.

— А вот и будет! Есть специальный детский банк!

— Его закрыли.

— Зато открыли другой!

— И его закроют. Потому что деньги надо сначала научиться зарабатывать, потом тратить.

— Тебе жалко денег? Так и скажи. Я возьму у папы.

— Мне жалко тебя. Деньги, как ты знаешь, у нас есть, но должен быть какой-то порядок. Ты выбрала?

— Оба!

— Тогда ни одного.

Аля развернулась и пошла к выходу. Юлька, задохнувшись от возмущения, ринулась за ней. Продавщицы, которые следили за перепалкой, кисло улыбаясь, состроили им вслед презрительные гримасы: они перетаскали полмагазина Юльке в примерочную и теперь жалели о потраченных усилиях.

До сих пор Юлька была маминой дочкой и бабушкиной внучкой. Папа и дед лишь в виде одолжения допускались иногда поиграть в живую куклу. Рыжему это особенно и не нужно было. Так, налететь вихрем, подхватить визжащего ребенка под мышки, закружить, подкинуть кверху — это пожалуйста. Привезти из командировки умопомрачительное платье или курточку — тоже можно. Тут, правда, Антонов обычно ошибался с размером.

Но пойти в цирк, в театр, в зоопарк, на родительское собрание в школу — увольте. В компании с собственной дочерью на Лешку нападала скука смертная, он еле сдерживал зевоту. Ну, не умел он увлеченно играть в куклы и прятки, что тут можно поделать!

Не умел — и вдруг научился. Теперь он проводил с Юлькой почти все время, когда был дома. У них появились любимые игры, общие словечки, вызывающие дружный смех. Зимой Леша водил девочку на каток, бегал с ней на лыжах и обещал к Новому году все-таки купить настоящий скейтборд или сноуборд, Аля уже запуталась.

То и дело у них теперь случались такие диалоги:

— Мам, я обедать не буду!

— Это еще почему?

— Мы с папой после школы заходили в «Шоколадницу».

— Ты ее слишком балуешь! — набрасывалась Аля на мужа.

Леша виновато разводил руками:

— Ты думаешь? Но я ее так редко вижу…

— Ты видишь ее каждый день. И возишься с ней более чем достаточно. Неужели непонятно, что баловство только портит ребенка!

— Да, ты, наверное, права. Я постараюсь…

И все продолжалось в том же духе: игры, подарки, обеды в «Шоколаднице», серьезные разговоры «о жизни». Але в этом тандеме не находилось места.

И разумеется, папу клонируют первым, потому что он лучше всех.

(Интересно, какой супердиетический продукт может получиться из Антонова при повторном клонировании? Папа Иоанн Павел Второй, далай-лама или мать Тереза? А может, минус на минус даст плюс, и он снова станет нормальным мужиком?)

Неудивительно, что в магазины Юля предпочитала тоже ходить с папой: он не ворчал, что юбка слишком короткая, а колготки безвкусно яркие, не торопил с примеркой и покупал все, что нравилось девочке. Все чаще Аля слышала в ответ на свои замечания: «А папа разрешает… А папа говорит… А с папой мы делали…». Или вот как сейчас: «Возьму у папы».

«Лучше бы ты что-то путное у папы взяла, — сердито думала Аля. — Например, трудолюбие». После их злополучного отдыха бок о бок с беглой зэчкой Леша опять ушел в работу с головой и в результате открыл новый филиал фирмы в Ростове-на-Дону, причем, что характерно, без единой командировки.

В машине Юля закатила такой рев, словно ее, как Золушку, не пустили на бал в королевский замок. Сердце любой матери должно было дрогнуть, но Аля была слишком раздосадована. Помимо всего прочего, они попали в час пик и теперь топтались в сплошных пробках. Аля и без того ненавидела ездить по Москве, а уж Москва на исходе лета и в конце рабочего дня могла и более выдержанного человека довести до истерики.