Жмых. Роман - Наталья Елизарова Страница 55

— Ну и что?.. Можете вставить в раму и повесить в спальне, над кушеткой. Но сюда-то вы зачем пришли?

— Защищать интересы моих подзащитных — Жозиаса Косты и его брата Карло, ваша честь, — спокойно ответила девушка.

Судья, окинув её снисходительным взглядом поверх очков, лениво шевельнул указательным пальцем в сторону двери:

— Прошу вас, сеньорита, не задерживайте нас. У нас, действительно, много работы.

Улыбнувшись уголками губ, барышня спустила с цепи свирепых канцелярских бульдогов: судья только и успевал уворачиваться от статей, параграфов, пунктов. А она бойко, без запинки забрасывала его всё новыми и новыми увесистыми цитатами, точно комьями грязи. Наконец он не выдержал:

— Вы дерзнули преподать мне урок правоведения?

От его возмущённого рыка зазвенели стёкла в зале, но напугать малышку было не так просто:

— Нет, ваша честь, я лишь хочу воспользоваться правами, дарованными мне нашим бразильским законодательством.

На задних рядах кто-то даже присвистнул — это прозвучало, как сигнал боевого горна — и понеслось: мы точно окунулись в кипящий слюной и брызгами водоворот:

«Домохозяйка с учёной степенью — куда катится мир?!»

«Марш на кухню, детка!»…

«Там твоё место, там!»…

«Выведите её отсюда! Она глумится над судом!»…

«Надела башмаки вместо тапок и вообразила себя адвокатом»…

«Сеньорита, парикмахерская через дорогу… Вас проводить?»…

«Даже в способе сотворения Бог показал различия природы мужской и женской»…

«Kinder, küche, kirche ^[115] — гласит мудрая немецкая истина! Как это верно и как незыблемо!»…

«Ещё не хватало, чтобы баба нас поучала!»…

«Какой сумасшедший выдал ей диплом?!»…

…Возмущённый гомон нарастал со всех сторон. Вскоре ядовитые насмешки переросли в прямые оскорбления, и издевательский хохот взорвал аудиторию: он пробрался под чёрную мантию и трясся в круглом, набитом брюхе, стучал каблуками по полу, катился солёными каплями из глаз… Подсудимые не на шутку встревожились, сидевшая в первом ряду Бьянка заметно запаниковала… Я не отрываясь смотрела на горе-защитницу, осмелившуюся вторгнуться в это многовековое мужское царство: опустив голову, она невозмутимо перебирала какие-то бумаги в своей папке и делала вид, что всё происходящее не имеет к ней никакого отношения. Когда же она заговорила, её не услышал никто, кроме судьи. Но этого было достаточно — его рука незамедлительно обрушила на головы всех присутствующих яростный стук молотка. Воцарилась мёртвая тишина. И тогда она повторила свои слова… Присяжные заседатели недоумённо переглянулись: эта маленькая адвокатша рехнулась — никогда ещё никто не требовал замены состава всей коллегии! А тут — на тебе, да ещё и с неслыханными доселе формулировками: «тенденциозность», «не способность объективно оценить обстоятельства рассматриваемого дела и вынести справедливый вердикт»… «Обоснуйте, чёрт подери! — зарычал судья. — Ваше ходатайство должно быть мотивировано, адвокат Буэно!». Она улыбнулась: «Да, ваша честь»… Её дальнейшая речь напоминала удары секиры: чик — и кристально чистая репутация одного уважаемого господина оказалась сильно подмоченной, чик — и ещё на одних белоснежных одеждах расплывалось грязное пятно… Больше над ней не потешался никто. А уже спустя сутки, благодаря газетчикам, с энтузиазмом дунувшим на костерок со всех сторон, весь Рио знал её имя.

…Люди ходили на процесс, как на представление. В зал набивалось столько народу, что многим приходилось часами простаивать на ногах, некоторые же и вовсе довольствовались ролью слушателей в коридоре… В течении всего времени, пока длилось судебное слушание, в трактирах не утихали споры по поводу того, удастся ли задиристой пигалице отстоять висельников; здесь же особо рьяные спорщики азартно делали ставки. Я не верила в победу адвоката в юбке, хотя исправно посещала все заседания. Но на этот раз чутьё меня подвело — она с блеском выиграла дело: Жозиаса и Карло за недостаточностью улик признали невиновными в смерти сеньора Аугусто Ламберти.

История с бунтом и вовсе превратилась в шапито: адвокат Буэно представила присяжным заседателям всё так, будто никакого бунта не было и в помине. Существовал любовный треугольник с острыми углами, где два неистовых самца с кипящей кровью добивались взаимности красивой женщины. На стороне одного из них, Отавио Ламберти, было преимущество — деньги и власть, чем он и воспользовался, чтобы устранить Жозиаса Косту, своего удачливого соперника, и потому навешал на него всех собак: и убийство папаши, и вооружённый мятеж, и неповиновение властям… Сеньорита Буэно в своих витиеватых рассуждениях о том, кто мог убить старого плантатора, дошла и до совсем уж смелых предположений, заявив, что его смерть была выгодна, в первую очередь, самому Отавио Ламберти, который становился наследником солидного состояния… Услышав подобное обвинение, Ламберти аж затрясло от гнева. Публика же ликовала, увидев столько вываленного сразу на свет божий грязного белья… Конечно, все эти хитроумные индукции были весьма занимательны, если бы не куча вопросов, которые так и остались без ответа: кто стрелял в меня, когда я приехала на фазенду? кто ответит за пожар в моём доме? кто накажет виновных в смерти восьмерых моих работников?.. На своём веку я перевидала уйму ловкачей из числа адвокатской братии, выдававшей белое — за чёрное, а чёрное — за белое, но сеньорита Буэно превзошла их всех: она умудрилась сделать из некролога рождественскую открытку. Впрочем, эта удивительная метаморфоза устроила и присяжных, и обвиняемых, и публику, и, как ни странно, даже судью… Когда суд, наконец, закончился, оба брата в сопровождении обезумевшей от счастья Бьянки возвратились в Эспириту-Санту триумфаторами: снимок этой ликующей троицы, которую репортёры подстерегли на перроне перед самым отправлением поезда, ещё долгие недели украшал страницы всех бразильских газет.

Однако на том история не закончилась, и мои пути с госпожой адвокатом пересеклись ещё раз. С неожиданной просьбой ко мне обратился Отец Гуга, все эти недели таскавшийся вместе со мной в суд: он хотел, чтобы я от своего имени попросила для него руки сеньориты Буэно. Его просьба показалась настолько абсурдной, что я поначалу восприняла её, как шутку. Когда же управляющий со всей серьёзностью начал настаивать на своём, мне стало не до смеха.

— Ушам своим не верю — вы хотите жениться!

Зыркнув на меня исподлобья, Гуга усмехнулся:

— И что вас удивляет, сеньора? Я — мужчина, почему бы мне не жениться?

Мы сидели в маленьком кафе, на побережье. Нас разделяли две чашки кофе, пепельница и океан непонимания.

— Мне казалось, вам это не нужно. Вы — бродяга без роду без племени, сегодня — здесь, завтра — там. И вдруг — захотели связать себе руки. Отчего такие перемены?

— Влюбился, — мгновенная вспышка улыбки и колючие, цепкие глаза.