Бруклин - Колм Тойбин Страница 55

С пляжа они поехали в Уэксфорд, попили чаю в отеле «Толбот», где полным ходом шла подготовка к чьей-то свадьбе. А когда вернулись в Эннискорти, Джим пригласил всех – перед тем как разойтись по домам – выпить в пабе его отца. За стойкой работала мать Джима, знавшая об их прогудке, она приветствовала Эйлиш с многословной сердечностью, которая ту почти напугала. Расходясь, они договорились повторить прогулку в следующее воскресенье. Джордж обмолвился о возможности съездить из Карракло в Кортаун, потанцевать.

Ключа от входной двери дома на Фрайэри-стрит у Эйлиш не было, пришлось стучать, надеясь, что мать еще не заснула. Эйлиш услышала, как она медленно приближается к двери, и подумала, что мать, должно быть, сидела на кухне. Некоторое время она возилась с замками и засовами.

– Ну вот и ты, – сказала мать и улыбнулась. – Надо бы снабдить тебя ключом.

– Надеюсь, я тебя не разбудила.

– Нет, я решила, что вернешься ты поздно, хотя время сейчас не такое уж и позднее, в небе еще осталось немного света.

Мать закрыла дверь и провела Эйлиш на кухню.

– Ты мне вот что скажи, – попросила она, – хорошая получилась прогулка?

– Хорошая, мама, мы еще и в Уэксфорд заехали, чаю попить.

– И надеюсь, Джим Фаррелл не показал себя чрезмерным невежей?

– Он был вполне милым. О хороших манерах не забывал.

– А тут большая новость образовалась, за тобой присылали из офиса «Дэвиса», у них столпотворение, потому что завтра нужно заплатить всем водителям грузовиков сразу и заводским рабочим тоже, но одна из их девушек в отпуске, а Алиса Рош болеет, в общем, они совсем не знали, как быть, пока кто-то не вспомнил о тебе. Просили прийти туда в половине десятого утра, я сказала, что ты придешь. Всегда лучше соглашаться, чем отказывать.

– Как они узнали, что я здесь?

– Ну что ты, об этом весь город знает. К половине девятого я приготовлю тебе завтрак, а ты надень что-нибудь благоразумное. Не слишком американское.

Лицо матери освещала довольная улыбка, и Эйлиш почувствовала облегчение, поскольку в последние дни начала страшиться разделявшего их молчания, да и полное отсутствие у матери интереса к ее жизни в Америке, хоть к каким-то подробностям этой жизни, обижало ее. Они поговорили, сидя на кухне, о Нэнси и Джордже, об их свадьбе и решили в следующий вторник съездить в Дублин, купить наряды к этому дню. Поговорили и о том, что подарить Нэнси на свадьбу.

Поднимаясь наверх, Эйлиш впервые со дня приезда домой отметила: ощущение неудобства, сопровождавшее ее жизнь в родном доме, слабеет, и поняла, что почти с нетерпением ждет и дня, который проведет в «Дэвисе», разбираясь с заработками водителей, и следующих выходных. А уже раздеваясь, увидела на кровати письмо от Тони – на конверте значились его имя и адрес. Должно быть, это мама оставила его здесь, но почему-то ни словом о нем не обмолвилась. Эйлиш вскрыла конверт с чувством, близким к тревоге. Уж не случилось ли с ним чего, на миг подумала она, и с облегчением прочитала первые слова Тони о том, как он любит ее и как по ней скучает.

Она читала письмо, и ей хотелось спуститься вниз и прочесть его матери. Тон письма был отчасти чопорным, формальным, старомодным, позволявшим заключить, что автор сочинять письма не мастак. И все же Тони удалось вложить в написанное им частицу себя – тепло, доброту, некоторую восторженность. И что-то еще, всегда присутствовавшее в нем, было, думала Эйлиш, в этом письме. Чувство, что, отведи он от нее взгляд, и она может исчезнуть. В этот день она наслаждалась морем, теплой погодой, обществом Нэнси и Джорджа, а под самый конец и Джима и была далека от Тони, очень далека, упивалась свободой, ставшей вдруг снова знакомой и привычной.

И Эйлиш пожалела, что вышла за него, – пожалела не потому, что не любила Тони, а вернуться к нему ей все равно придется, но потому, что невозможность рассказать о нем матери и друзьям обращала каждый прожитый ею в Америке день в своего рода фантазию, в нечто несопоставимое со временем, которое она проводит дома. И это внушало ей странное чувство, что она не цельное существо, а две разные женщины: одна пережила в Бруклине пару холодных зим и множество трудных дней, другая – просто дочь своей матери, Эйлиш, которую знали все или думали, что знают.

Ей хотелось сойти вниз и рассказать матери обо всем, но она понимала, что не сделает этого.

Проще будет объявить, что работа требует ее возвращения в Бруклин, а вернувшись, написать, что она встречается с мужчиной, которого любит, и надеется обручиться с ним и выйти за него замуж. Дома ей осталось прожить всего несколько недель. И, лежа в постели, она думала, что самое правильное – не падать духом, не принимать серьезных решений, относиться к этому времени как к промежуточному. Вряд ли ей еще когда-нибудь выпадет случай вот так пожить дома. Утром, думала Эйлиш, она встанет пораньше, напишет Тони и отправит письмо по дороге на работу.

Трудно было не почувствовать себя поутру призраком Роуз – мать накормила ее завтраком в то же время, в какое кормила сестру, и произнесла те же слова, и похвалила ее наряд в тех же выражениях, с какими обращалась к Роуз, – а затем Эйлиш быстро отправилась на работу. И, шагая по улицам, которыми проходила когда-то сестра, поймала себя на том, что подражает элегантной, решительной поступи Роуз, и замедлила шаг.

Ожидавшая ее в офисе Мария Гетинг, о которой часто рассказывала Роуз, отвела Эйлиш во внутреннее святилище, где хранились наличные средства. Суть дела в том, объяснила Мария, что пора у них сейчас горячая и на прошлой неделе водителям и заводским рабочим пришлось трудиться сверхурочно. Сколько дополнительных часов проработал каждый, известно, однако никто пока не подсчитал, какие кому причитаются деньги, просто к обычным платежным ведомостям добавилось по листку с указанием сверхурочного времени. Их даже в алфавитном порядке разложить не успели, посетовала Мария.

Эйлиш сказала, что если Мария оставит ее часа на два, снабдив информацией о расценках на сверхурочные, то она придумает какую-нибудь простую систему, ей нужна только возможность задавать Марии вопросы, которые у нее могут возникнуть. Лучше всего ей работается в одиночку, пояснила Эйлиш, однако в случае возникновения малейших сомнений она будет обращаться к Марии. Та ответила, что оставит ее в офисе и дверь закроет, и, уже уходя, сообщила, что за конвертами с зарплатой люди приходят обычно около пяти, а наличные деньги лежат вон в том сейфе.

Эйлиш нашла степлер и принялась прикалывать к платежным ведомостям работников формуляры с указанием сверхурочных часов, раскладывая документы по алфавиту. Покончив с этим, она начала просматривать формуляры и подсчитывать в соответствии со списком расценок, которые сильно разнились в зависимости от стажа работника и уровня его ответственности, а результат добавлять к цифрам, значившимся в платежной ведомости. Полученные суммы Эйлиш выписывала на отдельный листок, чтобы затем сложить все вместе и выяснить, сколько наличных потребуется для выплат. Работа была несложной, поскольку отличалась простотой правил, и Эйлиш решила, что если она не наделает ошибок в сложении, то с задачей справиться успеет, лишь бы в сейфе хватило наличных.