Потерянный дневник дона Хуана - Дуглаc Карлтон Абрамс Страница 55

— Что именно?

— Как тебе удается сдерживать свое семя.

— Ах, это…

— Мы не раз бывали близки, но в меня никогда не пролилось ни капли семени. Если этого не происходит, как же ты умудряешься испытывать величайшее удовольствие?

Я улыбнулся, размышляя, следует ли мне посвящать ее в то, о чем я не рассказывал никому, даже маркизу. Будучи куртизанкой, она, разумеется, догадывалась о том, что мой секрет мало кому известен, если известен вообще. Но если кто-то и был достоин его знать, то это Альма.

— Мужское удовольствие балансирует на краю пропасти. Когда мужчина подходит к самому краю, он должен задержать дыхание и с силой напрячь мускулы, чтобы не сорваться. И уже после этого легко прыгать со скалы, поскольку за его спиной выросли крылья, подобные крыльям Дедала. В этот момент он способен испытать величайшее наслаждение полетом, но не пролить ни капли. Это наивысшее мастерство и секрет того, как научиться летать.

Когда я заговорил о крыльях и о свободном полете, то немедленно вспомнил сокола доньи Анны, парящего в ночном небе. Но я прогнал это видение и снова вернулся мыслями к Альме. Я знал, что именно это мое тайное умение позволяло мне удовлетворять самое ненасытное желание любой женщины. Во всяком случае, так мне казалось.

Сейчас огнем горели не только глаза Альмы. Она словно хотела поглотить меня целиком, и я был счастлив подчиниться. Сбросив с себя шелковый халат, она превратилась в хищного зверя и принялась ногтями разрывать мою одежду. Наше соитие походило на жестокую схватку. Иногда мне казалось, что Альма разорвет меня на части, настолько велико было ее желание. Я тоже использовал ногти, чтобы подразнить ее, слегка царапая плечи и бедра, и покусывал нежную шею, отчего ее тело изгибалось, как у кошки.

Я с головой бросился в бурный поток нашей страсти и в то же время хватался за нее, как утопающий хватается за соломинку. То была не придуманная иллюзорная любовь, а настоящая, чувственная страсть, спасительная и благословенная. Я отчаянно старался доказать, что, награждая меня титулом, инфанта не ошибалась. Я хотел доказать прежде всего самому себе, — что я был и продолжаю оставаться величайшим любовником.

Альма между тем тоже преследовала свои цели, напрягая мускулы своего женского лона так, чтобы заставить меня выпустить семя. Возможно, она по-прежнему заблуждалась, полагая, что мое удовольствие неполное. А может быть, решила доказать, что я не способен противостоять ее желанию сотворить новую жизнь. Альма была самой страстной любовницей, и в какой-то момент я понял, что она превзошла меня, подобно тому, как я превзошел маркиза. Древние греки были убеждены в том, что желание женщины в девять раз сильнее, чем желание мужчины. А потому мне пришлось применить все свое искусство, чтобы сравнять наш счет. При этом я испытывал высочайшее наслаждение снова и снова. Я ни в коем случае не хотел признавать свое поражение.

Доставлять удовольствие женщине, которая сумела осознать свое желание, — совсем не то, что ублажать девственницу или зрелую женщину, чья страсть остается загадкой для нее самой. Я удерживал ее руки над ее головой и проводил языком по ее лицу, шее и груди, а она извивалась подо мною, умоляя о пощаде. Применение силы неизбежно сопутствует истинной страсти, и в этой сделке между повелеванием и подчинением сокрыт великий источник удовольствия. Лаская ее грудь, я становился то нежным младенцем, то свирепым зверем. Я сводил ее с ума, оставаясь при этом в здравом рассудке.

Убедившись в том, что моя партнерша вполне готова и не нуждается более в нежных ласках, я вновь овладел ею, стремительно погрузившись в поток ее бурной страсти. Водоворот желания захватил нас обоих и крутил до тех пор, пока, взлетев надо мною, она не оказалась на гребне волны и не вскочила на палубу корабля, идущего к родным берегам. Женщины редко умеют управлять своими порывами, но даже когда им это удается, мужчина едва ли может рассчитывать на милосердие по отношению к себе. Ее тело содрогнулось, и волшебные мускулы ее бедер, затрепетали, как крылья летящего пегаса. Наконец она замерла в изнеможении, и я понял, что она достигла предела.

Теперь Альма в свою очередь стремилась угодить мне, и я охотно отдался во власть прикосновений ее пальцев и языка. Настоящий кабальеро должен уметь не только отдавать, но и брать взамен, поскольку умение получить свое — это тоже искусство. Если же он не владеет искусством сдаваться, оставаясь при этом победителем, он всегда будет лишь ловким исполнителем трюков.

Однако в тот момент, когда мое тело отдалось искусным рукам куртизанки, мои мысли устремились совсем в другую сторону — к донье Анне. Любовное желание мгновенно испарилось, и плоть сделалась мягкой, как глина.

Это было нарушением третьей и последней заповеди вольного повесы: мое сердце последовало туда же, куда и мысли. Я приподнялся, чтобы наполнить вином стакан, стоящий на прикроватном столике. В изумленных глазах Альмы словно завертелся гончарный круг, пытаясь облечь в привычную форму небывалое явление — внезапное исчезновение желания.

— Похоже, ты перетрудился за время моего отсутствия, — заявила она наконец.

Я улыбнулся.

— Не более чем обычно.

— В таком случае, как прикажешь понимать это внезапное исчезновение желания?

— Желание мужчины приходит и уходит так же, как и желание женщины.

— В жизни бы не подумала, что такое может случиться с доном Хуаном. Впрочем, как и со мной.

— Дон Хуан такой же человек, как и все, — сказал я с напускным безразличием, в то время как Сомнение и тревога эхом отдавались в моей голове.

Ни с того ни с сего утратить желание — такое случилось со мной впервые в жизни, и виновата в этом была другая женщина, которую я даже ни разу не поцеловал. Произошло нечто из ряда вон выходящее и пугающее. В то время как мой разум предан маркизу, мое тело, как выяснилось, предано только донье Анне.

— Похоже я теряю навыки, — встревожилась Альма.

— Едва ли. Сегодня ты проявила высочайшее мастерство.

— По-твоему, я подурнела? — спросила она с еще большей тревогой в голосе. Этот страх преследует женщину всю жизнь.

— Ты так же потрясающе красива, как и в день нашей встречи.

— Тогда объясни мне, что с тобой приключилось, пока я была в отъезде. Я должна знать, — лукаво потребовала она. Очевидно, в настоящий момент ею двигало нечто большее, чем любознательность прилежной ученицы.

— Ты же знаешь, что я не веду список своих похождений и не люблю откровенничать на эту тему, — сказал я.

— Кто она такая?

— О чем ты?

— То была встреча… необыкновенная встреча… правда? Твое сердце похитила женщина. Какая-то особа из окружения маркиза. Это… донья… Анна, не так ли?

Теперь в ее голосе послышались угрожающие нотки. И если мне сейчас удастся обмануть ее, то, возможно, удастся обмануть и самого себя.

— Для меня все женщины одинаково привлекательны. Я не отдаю предпочтения ни одной из них.