Маджонг - Алексей Никитин Страница 55

Но Нюта, которой ничего не стоило по номеру на обложке найти мой формуляр, почему-то сказала Лосю, что никому показывать его не велят строгие библиотечные правила, а рассказать, какие книги кому выданы, — это чуть ли не государственную тайну раскрыть. Однако уважаемому Лосю она отказать не может и, конечно, поискав, нужный формуляр найдет. Только не сейчас, потому что поиски — дело долгое, а уже вечер и пора закрываться — начальство следит за этим строго. Одним словом, «зайдите завтра», но в предельно корректной форме. И Лось, воспитанный в почтении ко всяческим ограничениям, запретам и секретам, но также и с верой в возможности нарушить их ради высших целей, безропотно и безо всяких опасений оставил Нюте книгу на ночь. Заменить ее на такую же, но выдававшуюся уже отчисленному студенту, было делом пятнадцати минут. Следующим утром эту мертвую душу, взамен моей, Нюта сдала Лосю.

— Узнаю маму, — рассеянно улыбнулась Рудокопова. — Она никогда не говорит «нет», но если не захочет, то «да» из нее выдавить невозможно.

— Как она, кстати? — спросил Малевич. — Что-то давно уже ни писем от нее, ничего.

— Спасибо. Все замечательно. Просто ей писать не о чем. Самое больше событие в их жизни — это новый кот у хозяина ближайшей пиццерии.

Рудокопова давно уже купила родителям небольшую виллу на Адриатическом побережье Италии и бывала у них раза три в год.

— Но от судьбы не уйдешь, — закончил свою историю Регаме. — Через год эти партийные историки меня все равно вытурили. Совсем другая жизнь началась. А Виталик с Нютой потом дружили много лет.

Рудокоповой было интересно слушать Регаме, и временами ей казалось, что, поддавшись его обаянию, она вот-вот погрузится в атмосферу прежнего времени и прежней жизни, построенной по странным и иногда противоестественным законам, но по-прежнему в чем-то привлекательной и, безусловно, любопытной. И все же что-то ей в этом мешало, то ли предстоящий разговор с таможенниками не позволял полностью отдаться течению рассказа Регаме, то ли было что-то еще. В любом случае, неприятное беспокойство не оставляло ее все время.

Между тем Регаме перешел к делу и заговорил о рукописи, о том, что все ее части — конечно, лучше оригиналы, но если сейчас это сделать сложно, то хотя бы их копии — следует собрать и поскорее передать для изучения специалистам. Он повторил все то же, что говорил Жене Львову в Семипалатинске, а Малевичу и Коробочке накануне у себя дома, и лишь слегка сместил акценты. Рудокопова с ним не спорила.

— Конечно, — согласилась она, — я попрошу, чтобы на завтра подготовили копии документов. Я ведь больше других заинтересована в том, чтобы история этой рукописи была установлена во всех деталях. Вот только как быть со второй ее частью? К сожалению, она попала к законченному мерзавцу — он ведь готов на все, теперь мне это известно точно.

Даже если бы Регаме в этот момент просто промолчал или произнес слова неопределенные, но в то же время умеренно-оптимистические, предположил бы, например, осторожно, что подходы можно найти к любому мерзавцу, или что-то в том же роде, так вот даже в этом случае разговор спасти бы не удалось. Потому что минутой позже Рудокоповой позвонили, и этот звонок мгновенно бы разрушил любые словесные построения Регаме. Но за эту минуту расслабившийся и утративший чувство опасности Регаме успел все испортить сам.

— Не драматизируйте, Елена, я знаком с Чабловым. Думаю, мы сможем с ним договориться. — Регаме говорил уверенно и спокойно — ему не нужно было договариваться с Чабловым, потому что копии обеих частей чабловской рукописи уже были у него.

— Вы с ним знакомы? — холодно переспросила Рудокопова.

— Да, последнюю неделю я с ним работал.

— Вы работали с ним, — бесцветным голосом произнесла Рудокопова. Регаме и Малевича обдало арктическим холодом. Ледяной ветер, мгновенно выжигающий все живое, пронесся по офису. Рудокопова молчала. Молчали Регаме и Малевич. Регаме искал выход из ледяной ловушки, в которую их завела его нерасчетливость, а Малевич пытался вспомнить, не говорил ли он Рудокоповой прежде о том, что Регаме работает с Чабловым. Можно было бы сказать, что она и без того знала это, знала, но запамятовала.

— Елена. — осторожно начал Регаме, но тут тихо заворчал мобильный Рудокоповой.

Тот же голос, который накануне предупредил ее о предстоящем разговоре с Регаме и Малевичем, произнес: «Я же говорил, что эти старые пердуны хотят вас развести и кинуть. Спросите, кстати, у Регаме, почему погиб Евгений Львов». Звонивший отключился.

«Львов!» — в изумлении замерла Рудокопова. Она не просто забыла о нем, она забыла так, словно встречала его в какой-то другой жизни, давней и нереальной. А между тем не прошло и десяти дней с тех пор, как они виделись последний раз перед Семипалатинском. Ощущение неправдоподобности происходящего пригасило эмоции от самого сообщения: Львов погиб. И Регаме об этом знает. Она не знает, но он знает. И молчит, потому что работал с Чабловым. С этим нужно было разобраться. Разобраться быстро, но не сейчас. Сейчас на это не было времени, да и сил у нее не было.

— Я прошу прощения, — поднялась Рудокопова. — Это был важный звонок, мне нужно срочно уезжать. Марина вас проводит. Всего хорошего, Виталий Петрович, — попрощалась она с Малевичем, — я с вами свяжусь, хочу задать еще один вопрос. — И неопределенно кивнула Регаме: — До свидания.

Когда они вышли, Рудокопова вызвала начальника охраны и велела немедленно приставить к Регаме двух человек. Она должна знать о его действиях все.

* * *

— Не умею я с ними работать, Виталик, — пожаловался Малевичу Регаме получасом позже, когда, заказав пиво, они сидели в небольшой оболонской забегаловке. — Иногда кажется — понимаю, а иногда, как сегодня. Эмоции, эмоции. У женщин все подчинено эмоциям.

— Не переживай, Костя, — отозвался Малевич, — Леночка успокоится, а я на днях с ней поговорю. Ничего страшного, я думаю.

— Если не договоримся с ней, я просто не знаю, где взять четвертую часть. Просто не знаю. У тебя точно ничего не осталось?

— Абсолютно точно.

— Плохо, — сокрушенно вздохнул Регаме.

* * *

В этот же день, примерно в то время, когда Брайан Стоун в последний раз растроганно говорил Регаме «судырьтымой», Коробочку наконец соединили с Чабловым.

— Я по вопросу рукописи, Петро Тодосьевич.

— А что с ней не так? — удивился Чаблов.

— Все в порядке, но хотелось бы поговорить не по телефону.

— Семен, — остановил его Чаблов таким тихим и спокойным голосом, что Коробочка немедленно пожалел об этом звонке. — Времени у меня нет. И с рукописью сейчас все предельно ясно: половина у меня, половина у Рудокоповой. Она не уступит. Я тоже Гоголя ей не отдам. Поэтому и говорить не о чем. Звони мне, только когда будешь держать в руках хотя бы одну страницу из ее бумаг. Оригинал! Копии мне не нужны. Все, будь здоров.

Зная содержание давешней беседы Регаме с Малевичем и Коробочкой, Чаблов действительно не хотел терять время на пустой разговор с букинистом. Кроме того, ему не нравилось, что им пытаются манипулировать, а именно так он понял идею Регаме. Влиять на ситуацию может только он сам, если это делает кто-то еще, то ситуация неизбежно выйдет из-под контроля. Поэтому в половине пятого Чаблов вызвал начальника охраны и протянул ему блокнотный листок с несколькими строчками, которые написал только что.