Трикстер, Гермес, Джокер - Джим Додж Страница 55

Дэниел снова посмотрел на свои карты.

— Согласен, — сказал он и сложил все оставшиеся фишки в банк. — Карту? — спросил он Гвидо, тасуя колоду.

— Карту? — переспросил Гвидо так, точно он впервые слышит это слово. — Гвидо Карамба не берет карт после того, как поставил сто двадцать тысяч долларов в банк. Гвидо Карамба не дурак. Никаких карт! — он зверски хлопнул кулаком по столу.

— Черт, — пробормотал Дэниел. Он надеялся, что Гвидо возьмет карту — в таком случае он не стал бы брать. После спектакля, который Гвидо разыграл, когда ему предложили карту, следовало предположить, что Гвидо хочет заставить его не брать карт. Это означает, что старшая карта у него — восьмерка или семерка. Бобби говорил ему, что это нечастая практика — разбивать хорошую комбинацию, но поскольку он уже все поставил на карту, деваться было некуда. Дэниел принял суровое решение. Он выбросил на стол девятку и сказал Гвидо:

— Избавлюсь-ка я от этой мелочи.

И взял себе новую карту.

— Ай, сумасшедший, — с восхищением пропел Гвидо. — Теперь тебе придется взять банк дважды.

Он выложил на стол свои карты: 10-9-8-7-4.

Дэниел медленно перевернул карту, которую взял. Это был валет червей.

— Победа ваша, — сказал он Гвидо. — И деньги тоже.

И молча встал со своего места.

— Ты хорошо играешь, гном, — широко улыбнулся Гвидо, тасуя колоду. — А со временем научишься еще лучше.

Так же молча Дэниел стал наблюдать за продолжением из одного из первых рядов, специально оставленного для тех, кто выбыл из игры. Теперь оставались только Бобби и Гвидо, и у каждого было по четыреста тысяч. Джонни Руссо, сидевший рядом с Дэниелом, сказал:

— Думаю, уже недолго осталось.

— Это точно, — согласился Дэниел.

Все закончилось на следующей же раздаче. Гвидо открылся на сорок тысяч, Бобби, раздававший, поднял ставку до ста шестидесяти.

— Mucho dinero, [16]— промурлыкал Гвидо, — Ай, не поверишь, это джокер. Я сам себе не верю. Я поднимаю ставку на все фишки, которые у меня есть. Пора закончить со всем этим делом и пойти домой.

— Верно, — дружелюбно сказал Бобби, сбрасывая остатки своих фишек. Он взял колоду и снял верхнюю карту. — А тебе надо карту, Гвидо?

— Конечно, мне надо карту, — сказал Гвидо с обидой, точно ему никогда не приходило в голову поставить четыреста тысяч долларов с картами, которые не надо менять. — Эта девятка мне не нравится.

Он бросил ее в сторону:

— Передай мне uno.

Бобби передал ему карту и взял свои. Поскольку это был ва-банк, и его очередь ходить шла последней, он перевернул их, чтобы посмотреть: 9-6-5-3-2.

— Я тоже сброшу, — сказал он и сбросил девятку.

Дэниел, внезапно завороженный игрой, не мог поверить, что они оба только что сбросили свои самые сильные карты.

Бобби сдал себе карту, не переворачивая ее, положил колоду и тогда перевернул карту — червовый туз.

— У меня шестерка и пятерка, — сказал он Гвидо.

Гвидо выложил на стол свои карты:

— У меня тоже шестерка, но ай как мне нравится моя шестерка — шестерка-четверка-тройка-джокер-туз.

— Тогда забери их, Гвидо — ты выиграл. Мои поздравления.

Толпа разразилась аплодисментами, Гвидо благодушно улыбался:

— Спасибо, Бобби, ты настоящий hombre, и я восхищаюсь твоей игрой. Этой последней партией ты меня покорил. Мы шли вровень, только я сбросил свою карту чуть удачнее. Мы еще сыграем, amigo.

В Малибу на следующий день добрались с легкостью. Личный самолет Клея Хормеля в аэропорту уже встречал лимузин, который в мгновение ока доставил их в Ксанаду, к «домику на берегу» в тридцать гостевых комнат, каждая — с джакузи и круглой крутящейся кроватью, с отдельной кухней, забитой продуктами в количестве, рассчитанном на экипаж небольшого авианосца. Джонни Руссо и Радужный Шуберт полетели с ними. Гвидо с деланным сожалением отказался, сославшись на то, что уже пообещал «своим девочкам» воздать хвалу богам покера с непременным обрядом купания нагишом в купюрах крупного достоинства. В подробности Дэниел вникать не стал.

Заметив настроение Дэниела, Бобби сказал ему во время полета:

— Ну, хватит уже ходить мрачнее тучи. Проиграл и проиграл. Это было вчера, а сегодня есть сегодня.

— И зачем я только сбросил ту девятку? — пробормотал Дэниел.

— И не думай, что я буду сидеть тут и слушать твое нытье, — спокойно сказал Бобби, прошел в другой конец самолета и сел с Джонни Руссо.

Попасть на вечеринку было легко — сложнее оказалось с нее сбежать. Во-первых, из-за «личной горничной», Линды ОʼРаль, приставленной к Дэниелу, — будущей Мерил Стрип, по словам Клея Хормеля. Линда показала Дэниелу его комнату, бар, полный марихуаны, кокаина и чего только не, и сообщила, что по части секса она в любой момент к его услугам.

Дэниел почувствовал, что его заливает непреодолимым, неумолимым отчаянием. С трудом сохраняя вежливый тон, он сказал:

— Спасибо, Линда, единственное, что мне сейчас нужно, — это прогулка по пляжу в одиночестве с бутылкой виски. Я хочу вволю подосадовать на прошлое и подумать о будущем. Если Клей что-нибудь спросит, скажи ему, что я гей.

— У меня есть подружка-лесбиянка, — с готовностью предложила Линда. — Если хочешь, мы можем заняться сексом втроем.

— В какой-нибудь другой день я был бы на седьмом небе от счастья. Но сейчас мне нужно одиночество, вода и виски.

— Воды к виски? Минеральной?

— Нет. Я имел в виду океан.

— Звучит романтично.

— И вовсе нет, — заверил ее Дэниел.

И даже после того, как Дэниел прошел через свой личный выход и потом через черный ход, ему не удалось скрыться. Сначала надо было пересечь длинный крытый внутренний дворик, полный людей. Оттуда был виден пляж, на котором гости обоих полов, сбросив одежду, играли в волейбол. Дэниел приостановился. Под ярким октябрьским солнцем обнаженные тела казались юными, стройными, прекрасными и обреченными.

— Святый Боже, — пророкотал за спиной Дэниела Бобби, — да они играют голышом. Сколько ни приезжаю в Калифорнию, нравы здесь с каждым разом все страннее.

— Я иду гулять, — сказал Дэниел. — Если, конечно, вы ничего не имеете против.

Бобби смотрел на линию горизонта:

— Давным-давно мы с океаном заключили сделку. Я был сопливый пацан лет двенадцати, ни семьи, ни друзей, никого, и я всякими путями пробирался к заливу — мне рассказывали про океан, но я его никогда не видел и до смерти хотел посмотреть. И я добрался до него, черт возьми, и встал на берегу и уставился на воду, а вода была кругом, куда ни посмотри, и быстро-быстро сказал: «Океан, давай договоримся. Ты меня не трогаешь — я тебя не трогаю».