Ананасная вода для прекрасной дамы - Виктор Пелевин Страница 55

Даже в связанном виде молодой человек был весьма элегантен. Длинная челка, мушкетерская бородка и подкрученные вверх усы делали его похожим на представителя творческой, но немного двусмысленной профессии — так мог бы выглядеть элитный сутенер, карточный шулер или преподаватель Высшей школы экономики. На нем была черная водолазка с металлической искрой, темные брюки и лаковые ботинки, покрытые разводами грязи. Он был примотан к железному стулу — тонкой веревкой, много-много раз обернутой вокруг его ног, рук и туловища, словно его вязали лилипуты или привычная к мелкому вышиванию женщина.

— Вроде оклемался. Эй, как дела?

Видимо, решив, что изображать забвение непродуктивно, молодой человек открыл глаза.

Перед ним стояли двое.

Женщине в строгом брючном костюме было под пятьдесят. У нее были длинные распущенные по плечам волосы рыжеватого цвета, мелкие черты лица и очень деловой вид. В ее ушах блестели две серебряные монетки, красиво приспособленные в качестве сережек.

Мужчина примерно тех же лет был солнечно-круглым и лысым, с лицом покорным и одновременно хитрым. Он походил на колобка, который в юности имел беседу с медведем-прокурором и навсегда усвоил, что в России он просто малая булка, которая никуда ни от кого не уйдет, — но постепенно приладился в этом скромном качестве, обжился и неплохо так покатил. На нем были джинсы, серый твидовый пиджак и неуместный галстук из желтого шелка.

Помещение вокруг было странным. Это был просторный подземный склад со стенами из серого бетона и низким потолком, опирающимся на несколько четырехугольных колонн. Один угол склада был чуть подремонтирован, выкрашен белой краской и превращен в подобие открытого офиса с крохотной кухонькой. На остальном пространстве, видимо, должны были храниться какие-то товары — но сейчас там было пусто, только у дальней стены чернел штабель новеньких автомобильных покрышек.

Та часть помещения, которая была складом, выглядела именно так, как положено подземному хранилищу. Необычной была офисная зона. Стол с оргтехникой, стоящий в углу, был малопримечателен, но стену рядом с ним почему-то украшали две огромные, почти в человеческий рост, черно-белые фоторепродукции. Одна изображала каменную женщину в хламиде, с мечом в руке стоящую на вершине холма. На второй тоже была каменная женщина с мечом, парящая над бородатыми воинами — только не статуя, а барельеф.

Между репродукциями, как раз напротив стула с примотанным к нему молодым человеком, в стене была устроена ниша-альков, доходящая до потолка и скрытая багровым занавесом.

Увидев фотографии каменных воительниц, молодой человек довольно ухмыльнулся и кивнул, словно именно этого и ждал.

— Голова болит? — спросил колобок.

— Болит, — ответил молодой человек. — Чем вы меня так?

— Травматика. Повезло, что на вас шапочка была. Кость цела, я проверил. Но шишка будет долго.

— Меня зовут Борис, — сказал молодой человек.

— Очень приятно, — с отчетливым сарказмом отозвался колобок. — Я Аристотель Федорович. А это, — он указал на безучастную женщину, — Румаль Мусаевна.

Борис улыбнулся Румали Мусаевне, словно старой знакомой.

— Развяжите меня, — попросил он.

— А вот это кажется мне преждевременным.

Борис грустно улыбнулся.

— Кажется, я не вызываю у вас доверия.

— А почему вы должны его вызывать после того, что вы учудили?

Борис пристально поглядел на Аристотеля Федоровича и вдруг произнес странную скороговорку на неизвестном языке, в которой из близких русскому уху созвучий можно было уловить только какое-то «каляка-маляка» — или, может быть, нечто вроде «калитта-малитта».

Аристотель Федорович нахмурился и переглянулся с Румалью Мусаевной.

— Вызывай милицию, Аристотель, — впервые нарушила та свое молчание. — И «Скорую помощь».

Борис побледнел.

— Какую еще милицию? Может быть, я немного не так произнес, я никогда не слышал, как правильно говорят. Все приходилось по книгам, самому. Наставника не было. Но теперь-то, надеюсь, будет?

— Вы, Борис, говорите какими-то загадками, — сказал Аристотель Федорович. — Вы, похоже, приличный молодой человек, но чем-то… э-э… взволнованы. Может быть, вы успокоитесь и расскажете, что вас сюда привело?

— Охотно, — ответил Борис, — охотно. Только рассказ получится длинным.

Аристотель Федорович еще раз переглянулся со своей спутницей. Та пожала плечами.

— Ну что ж, — сказал Аристотель Федорович, — спешить нам некуда, послушаем. Заварим вот только чайку…

Румаль Мусаевна подошла к кухоньке и включила электрочайник. Аристотель Федорович взял стул, поставил его напротив Бориса спинкой вперед и сел на него как на лошадку, сложив на спинке руки и опустив на них подбородок. Почему-то он сразу перестал походить на колобка и напоминал теперь усталого следователя, хорошего по своим человеческим качествам, но из-за нехватки кадров вынужденного поочередно работать то хорошим, то плохим.

— Ну, — сказал он, — валяйте.

Борис закрыл глаза и некоторое время сосредотачивался.

— Чтобы вы правильно все поняли, — заговорил он, — начать придется издалека. Я чуть-чуть расскажу о своем детстве. Замечу без ложной скромности, что я был умным ребенком. А умный ребенок не просто мечтает стать кем-то, когда вырастет. Он еще придает этой мечте особый недетский статус, если вы понимаете, о чем я говорю. Он понимает, что все детишки мечтают о разной ерунде и забывают об этом, когда подрастают. Но он считает себя другим и держится за свою мечту совсем иначе…

— Борис, — сказал Аристотель Федорович, — давайте без психологических отступлений. Строго по делу.

— Извольте. Итак, господа, с самого детства я мечтал стать адептом чистого зла.

— Ой, — испуганно всплеснула руками Румаль Мусаевна у чайника. — И почему же это с вами произошло?

— Знаете, — ответил Борис, — точную причину указать невозможно. Фильмы, книги, компьютерные игры — семя могло быть где-то там. А могло и вообще остаться из прошлой жизни. Неважно. Главное, я с самого начала знал, что именно в этом моя судьба. Я, однако, вполне понимал — таких начинающих магистров тьмы в городе пруд пруди. Было ясно, что надо чем-то от них отличаться… В первую очередь, разумеется, следовало забыть про все ролевые модели, представленные на рынке. Особенно в фильмах. Знаете, эти недотепы в черных плащах, которые рушатся в багровую бездну как раз тогда, когда в зале доедают последний поп-корн. Пошлые мещане, кривляющиеся перед камерой за небольшие деньги. Даже в детстве мне было ясно — они лишь унижают зло, и, следовательно, служат добру…