Суп из акульего плавника - Фуксия Данлоп Страница 54

Племянник Мао Цзэдуна, Мао Аньпин, достает сигарету. Он рассказывает о встрече со своим знаменитым дядей, которая состоялась за ужином в Шаошане в 1959 году. «С ним было очень весело. Весьма остроумный человек. Он так и не избавился от шаошаньского выговора. Самое забавное — он никогда не курил дорогие сигареты, что вполне можно ожидать от человека его положения. Ему нравилась марка „Лоцзяшань“, которую выпускают в Ухани. Знаете, по два мао пачка».

Мы обедали в гостинице Шаошани. Мао Аньпин — чиновник из местной администрации — водил дружбу с хозяйкой постоялого двора, где я остановилась, и поэтому согласился поговорить со мной о кухне, которую предпочитал Мао. Мы уселись за стол, уставленный тарелками. Неизбежно присутствовала тушеная свинина, приправленная звездчатым анисом, имбирем и чили. Также мы лакомились креветками, приготовленными прямо в панцирях вместе с чесноком и чили, рыбой во фритюре с черными бобами и супом из свиных потрохов и лечебных трав. Большая часть блюд представляла собой простую крестьянскую еду, которая так нравилась Мао: острое тофу, папоротник со свининой, горькая дыня с луком и суп из тыквы.

По всем статьям в своих кулинарных пристрастиях Мао Цзэдун до конца своих дней оставался хунаньским крестьянином. Он страстно обожал острую пищу и, как известно, сказал советскому послу, что настоящий революционер должен есть чили. Также известна его резкая отповедь доктору, который, когда Мао был уже в преклонных годах, порекомендовал ему сократить в рационе острые блюда: «Если боишься даже чили в своем желудке, откуда возьмется отвага сражаться с врагами?»

Любовь Мао к острой пище перекликалась с его неодобрительным отношением к экзотическим ингредиентам и утонченности изысканной китайской кухни. В Чанша я познакомилась с Ши Иньсяном, готовившим для Мао во время наездов Великого Кормчего в Хунань. Когда он впервые обслуживал Мао, то едва мог двигаться от волнения. Он расспросил, кого мог, о вкусах и пристрастиях вождя, чтобы разработать правильную кулинарную стратегию. К счастью для Ши, Мао пришел в восторг от непритязательных блюд, что предложил повар: вареной на пару грудинки, копченой рыбы с чили, тофу с капустой, диких овощей, которые обычно презирались, поскольку считались крестьянской едой; и каши из грубого зерна, являвшейся последним прибежищем сельской бедноты. Мао так понравилось угощение, что он приказал другим своим поварам взять у Ши несколько уроков.

Напрашивается предположение, что непритязательные вкусы Мао и его презрение к дорогим сложным блюдам сыграли свою роль в его желании уничтожить буржуазную, элитарную культуру. Шикарные банкеты и столы, ломящиеся от тонких яств, всегда были неотъемлемым (если не главным) атрибутом китайской знати. Даже в эпоху заката империи Цин великие мандарины держали при себе личных поваров и устраивали пышные пиры. Столица Хуанани Чанша славилась великолепными, роскошными ресторанами, десять из которых были названы «столпами». После свержения императора в 1911 году ничего не изменилось. Например, один из образованных людей по имени Тань Янькай, одно время глава правительства Гоминьдана, возводил еду в культ. Очень часто, когда ему готовили, он стоял на кухне рядом со своим поваром Цао Цзинчэнем, то и дело давая советы и делая замечания. Совместными усилиями они создавали блюда столь удивительные, что люди заговорили о новой кулинарной школе — «Кухне Цзу Ань», названной так по псевдониму Тань Янькая.

В то же время китайская беднота голодала, а коммунистическое движение ширилось. Американский писатель Грэхем Пек рассказывал, как видел чиновников, пирующих в ресторане в тяжелые годы войны с Японией, и рядом стояла семья беженцев и в молчании «голодными сощуренными глазами» взирала на съедаемое. Для коммунистов еда являлась вопросом политическим. Мао Цзэдун в своем докладе 1927 года о крестьянском движении в Хунани описывал, как обедневшие селяне мстили помещикам-угнетателям. Женщины и дети проникали на пиры, устраивавшиеся в храмах, а появлявшиеся крестьянские организации запрещали богачам дорогие развлечения, в том числе и шикарные банкеты. Упоминалось, что в Шаошане было решено подавать на пирах только три вида животной пищи: курятину, рыбу и свинину.

С приходом в континентальном Китае к 1949 году в результате гражданской войны к власти коммунистов, разгромленные остатки Гоминьдана бежали на остров Тайвань. С собой представители китайской буржуазной элиты вывезли, в частности, и многих лучших в стране поваров, и на протяжении сорока лет утверждалось, что жители Тайваня остаются хранителями китайских кулинарных традиций. Тем временем коммунисты в континентальном Китае приступили к воплощению в жизнь социально-экономических реформ. В 1956 году частный сектор был национализирован. Эту участь не избежали и рестораны. Так начался долгий печальный период упадка китайской кухни. Несмотря на то что целью реформ коммунистического правительства было накормить народ, закончились они катастрофой. В 1958 году по инициативе Мао Цзэдуна иницирован «Большой скачок» — цепь мер, направленных на скорейшую индустриализацию и кардинальное реформирование сельского хозяйства, что позволило бы Китаю догнать великие державы Запада. На селе были организованы коммуны, а крестьянам вменили в обязанность возводить на заднем дворе печи для выплавки чугуна. В переплавку пошли кастрюли, готовить еду частным образом запретили. Питаться дозволялось только в столовых. Эта безумная реформа сельского хозяйства воплощалась в жизнь по всей стране.

В атмосфере массового самообмана местные чиновники соревновались друг с другом, стараясь как можно сильнее впечатлить начальство количеством собранного на вверенных им участках зерна и объемами выплавленного чугуна. Люди, исполненные уверенности в том, что наступил век невиданного изобилия, набивали себе животы. К зиме 1958–1959 годов деревенские зернохранилища опустели. Те немногие из продуктов, что еще оставались, либо вывозились в города, либо даже шли на экспорт. Тем временем сельское население голодало. В течение последовавших трех лет, по самым скромным оценкам, умерли миллионы человек. Трупы лежали в полях непогребенными, потому что сил копать могилы ни у кого не было. Крестьяне ели обувную кожу и кору с деревьев. Среди самых отчаявшихся были случаи людоедства.

Мао пережил Великий скачок как политик. В 1966 году по его инициативе началась Культурная революция, благодаря которой он собирался избавиться от противников по партии. Этот чудовищный удар по буржуазной культуре и китайским традициям повлиял на все аспекты жизни, в том числе и на кулинарные. Прославленные старинные рестораны должны были «служить революции», предлагая массам «дешевую и сытную еду», и отказаться от приготовления дорогих деликатесов, благодаря которым эти рестораны, собственно, и прославились. Многим заведениям подобного рода дали новые, революционные названия. В Чанша известный ресторан «Хэцзи», в котором подавали лапшу, был назван «Настоящее лучше прошлого», ресторан «Вэй-юй», расположенный в городе Юэян на севере Хунани, стал называться «Любовь к массам», а его бывших владельцев арестовали по обвинению в буржуазности. «Хогундянь», ресторан при храме бога огня, изуродовали по приказу местного партийного комитета. Резная деревянная доска с названием была сорвана и превращена в столешницу.