Третий прыжок кенгуру (сборник) - Вл. Николаев Страница 54

– Что ж, вины своей не отрицаю. Готов содействовать. Подскажите, что от меня требуется?

– Присаживайтесь, подумаем, – только сейчас Кавалергардов предложил ученому кресло.

– Я весь внимание, – присаживаясь, проговорил Никодим Сергеевич.

Аким ожидал, что встреча будет носить скандальный и напряженный характер, а начало было как нельзя более мирным и походило на светскую беседу. И это ему не нравилось.

– В чем проблема? – приступил к делу Кавалергардов.

– Да, в чем проблема? – подхватил Никодим Сергеевич и взял инициативу в свои руки. – Я утверждаю, что машина из-за ненормальных условий эксплуатации допустила ошибку. Вы настаиваете – никакой ошибки не было и сей молодой человек – гений, поверьте, ничего лично против Акима Востроносова, – Кузин улыбнулся и благосклонно кивнул в сторону молодого человека, – я не имею. Речь идет лишь об объективности оценки. Вы вправе настаивать на повторном испытании.

– Справедливо, – охотно согласился Илларион Варсанофьевич, – именно этого мы и добиваемся. С учетом лишь одного моментика.

Никодим Сергеевич подался вперед, понимая, что разговор подошел к главному пункту, по которому, возможно, придется спорить.

– В чем же этот, как вы выразились, моментик?

– Ославили нас, – Кавалергардов так и сказал «нас», – на весь свет. Так вот, и сатисфакция должна быть соответственной.

– В присутствии всех участников симпозиума?

– Зачем, зачем, – возразил Кавалергардов, – симпозиум – ваше дело, нам он ни к чему.

– Как же понимать?

– А так и понимать, – вступил в разговор Востроносов, он не считал себя вправе больше молчать. – Меня публично ошельмовали, пусть публично и будет восстановлено мое доброе имя.

Кузин с интересом повернулся к молодому собеседнику.

– Я полагаю, это нужно не одному мне, а и для торжества истины, – добавил Аким и язвительно смолк.

– Согласен, – с готовностью отозвался Никодим Сергеевич, – совершенно с вами согласен и готов содействовать. Формы публичного удовлетворения различны. Не будете же вы настаивать, скажем, на том, чтобы вашу новую рукопись запустили в машину в присутствии специального жюри, к примеру… – Кузин решил предложить что-нибудь нелепое, в мозгу мелькнула шальная мысль, и он выпалил: – К примеру, на стадионе перед или в перерыве футбольного матча популярных команд?

– А почему бы и нет! – воскликнул в запале Востроносов.

И его тут же поддержал Кавалергардов. Ободренный этим, Аким продолжил:

– Именно на стадионе и именно пред большим футбольным матчем. Перед централным матчем сезона. Я требую этого! – еще более запальчиво воскликнул юноша.

Кузин удивился, растерянно улыбнулся, но, оставаясь вежливым, кротко согласился:

– Что ж, раз вы настаиваете.

– Хлопоты со стадионом беру на себя, – заверил Илларион Варсанофьевич, – состав жюри согласуем позже.

Никодим Сергеевич понял, что разговор исчерпан, поднялся, но прежде чем выйти, спросил:

– А вы понимаете, какому риску подвергаете себя? – в его представлении шансы юного гения равнялись нулю.

– Рискуете вы, а не мы, – с угрозой отчеканил в ответ Илларион Варсанофьевич.

Кузин еще более растерянно улыбнулся и вышел. Он считал, что только наглость дает право на столь решительный и даже угрожающий тон. Но перед наглецами отступать не имел обыкновения.

– Ну, Аким, держись, – сказал Илларион Варсанофьевич, когда они остались вдвоем, – сейчас на тебя смотрит, можно сказать, вся Европа и даже весь мир.

У Востроносова, правду сказать, в этот момент душа ушла в пятки. Запал прошел, и он понимал, что надеяться не на что, разве спасительный выход подскажет шеф, который держался в расчете на что-то вызывающе самоуверенно. Аким понимал лишь, что другого не дано, надо или без боя сдавать свои позиции, признаваться, что ты не тот, за кого тебя принимают и осыпают благами и славой, или попытаться еще бороться. Авось что-то выручит. Это что-то, с надеждой предположил он, должно быть у друга и покровителя – Иллариона Варсанофьевича Кавалергардова.