Домино - Иселин К. Херманн Страница 54

Это совсем не шикарный ресторан. Не туристический. Довольно забавно, ведь можно было бы подумать, что туристические агентства борются друг с другом за право сидеть среди настоящих гондольеров в бело-синих полосатых майках. Но они — единственные иностранцы. Это место, где обедают гондольеры, и в меню только три закуски, три главных блюда и два десерта. Ничего не изменилось и осталось таким, каким было в первый раз, когда он путешествовал по Европе. Такие же длинные столы. Вино подается в коричневых глиняных кувшинах.

Время — пять минут первого. В последний раз, когда он смотрел на часы, был час дня. Когда двое сидят в ресторане и не разговаривают друг с другом, это привлекает внимание окружающих. И стесняет гораздо больше, чем громкий разговор. О чем они молчат? Они заказали обед. Ждут еду. Когда ее приносят, они тоже молчат. Чего она хочет?

В отеле она ложится на кровать прямо в костюме. На Санта-Мария-делла-Салюте звонят часы. Бьют. Гремят. Заполняют всю комнату, выдержанную в кремовых и бежевых тонах. Ковер такой толстый, что в нем остаются следы. Когда бой часов заканчивается, обрушивается молчание. Тяжелое, как бетон. С тех пор, как они приехали вчера вечером, Манон не проронила ни слова и отвечала односложно. Вчера, когда он выходил, она не спросила, куда он идет. Была полночь; когда он вернулся полчаса спустя, она не спала.

Она лежит на кровати и смотрит в потолок. Сейчас ты должен рассказать мне то, о чем молчишь.

У Зефира во рту вкус жженой резины. Что она хочет знать? Что она уже знает? Что я должен тебе рассказать?

Разве я не ясно выразилась?

Мы поехали в самый романтический город в мире, чтобы провести тренинг?

Честно говоря, я бы хотела, чтобы ты был только моим.

Он погружается в кресло. Оно очень глубокое, с высокой спинкой. Он чувствует себя маленьким. Его мозг отключается. Что она знает? Чем он может ограничиться в своем рассказе? Сабатин, Роз, Лулу? Работой? Ты должна дать мне подсказку.

Знаешь, мне кажется, ты должен начать с конца.

Подойди. Его рука такая же тяжелая, как и все его тело, когда он протягивает ей ее.

Ты не хочешь мне ответить?

Знаешь, у многих мужчин есть подруга, это ничего не значит.

Ничего не значит, что ты спишь с другой женщиной?

Кто сказал, что я это делаю?

Я знаю, что ты это делаешь.

Это прошло.

Но с ребенком ты не можешь расстаться.

Он чувствует облегчение. Странно.

Это было ошибкой, по-другому сказать не могу.

Сколько лет ребенку?

Манон не разрешает себе плакать.

Пол года.

И ты признал отцовство?

Зефир внезапно понимает, что он никогда не сомневался, что Лулу — его дочь. Нет.

Почему тогда ты ходишь с ней к фотографу?

От целлулоида исходит тошнотворный, химический запах, прежде чем усиленный линзой солнечный луч зажигает велосипедную покрышку. Давай пройдемся?

Нет, ты останешься здесь.

Да, но мне нужен воздух.

Включи кондиционер. А твоя работа?

Что с ней?

Почему ты не спас того мужчину в ресторане? Это же твой врачебный долг. Кто ты, собственно?

Кто я? Что ты имеешь в виду? Я есть я.

Но, очевидно, не тот, кто я думала.

Все совсем не так, как ты себе представляешь.

Ты даже не догадываешься, что я себе представляю. Манон начинает шептать, чтобы лучше контролировать свой голос. Почему ты не сдержал врачебную клятву?

Он ослабляет галстук. Понимаешь… Он не знает, где спрятаться. Нет никаких кустов, в которых он может искать укрытия. Лишь голое поле. Потому что я так и не стал врачом, если хочешь знать. И больше мы об этом не говорим.

Это ты так думаешь. Мы только начали.

Но, Манон. Он встает и идет к окну. Все закончилось, я же сказал.

Что?

С другой. Все кончено.

Это тоже кончено.

Что ты имеешь в виду, Манон? А путешествие? Мы же только приехали.

Мне нужно подумать. Она садится к нему спиной на край кровати.

Манон, я люблю тебя.

Муха жужжит в отчаянной попытке вылететь из окна.

И ты хочешь, чтобы я в это поверила?

Ее голос никогда не был таким. Как у раненого животного.

Я прогуляюсь.

Алло, Сабатин?

Зэт, это ты?

Не знаю.

Какой ты обманщик, Зэт. Я стояла и смотрела вчера полчаса на полную луну. Но никакого привета не было, совсем никакого.

Он отлично это знает. Когда он недавно говорил ей об этом, он был полностью уверен в том, что сможет это сделать. Но вчера, когда у Большого канала смотрел на светящийся круг, он споткнулся о свою мысль. Нет, я знаю. Нельзя сомневаться. Но я засомневался на мгновение, и не получилось. Мне жаль.

Мне тоже, Зэт. Я была так уверена, что ты пошлешь мне привет. Она действительно расстроена.

Но зато, Сабатин, или — вместо этого… может, ты приедешь в Венецию?

В смысле?

В прямом.

Сейчас? Да?

Да.

Но что я скажу Франсуа? Она начинает плакать в телефон. Я не могу больше лгать, Зэт. Просто не могу. Нельзя лгать тому, кто тебе дорог. Это ужасно. Я не могу.

Кто сказал, что существует только одна правда? Его голос странный, когда он это говорит, почти беззвучный. Здесь большая фотовыставка.