"Титаник" плывет - Марина Юденич Страница 54

— Не знаю.

Часы — точная копия тех, что украшали парадную лестницу первого «Титаника», — две бронзовые нимфы на циферблате, Честь и Слава, венчающие Время, — отмерили четверть, известив об этом мелодичным перезвоном.

Прошло, однако, еще не менее пятнадцати минут, прежде чем публика разместилась наконец в обеденном салоне.

Последним свое место за капитанским столом занял лорд Джулиан.

Сергей Потапов немедленно склонился к уху партнера:

— Какого черта вы потащили за собой этого фанфарона, Энтони?

— Наше плавание — его последний шанс, Серж. На борту — самые влиятельные люди планеты. Где и когда он получит доступ к такому количеству сиятельных тел сразу?

— Шанс действительно блестящий. Сомневаюсь только, что ваш барон сумеет им воспользоваться. Вид у него, прямо скажем…

— Вот именно. А я, как вы знаете, имею дурную привычку протягивать утопающим руку. Или — по крайней мере — бросать спасательный круг.

— Вы говорите о спасательном круге, сэр Энтони? Мы уже тонем?

Гостями капитана в этот вечер была пожилая супружеская пара.

Дидье Моруа — дважды нобелевский лауреат, писатель и философ, к тому же — меценат, основатель прославленного благотворительного фонда.

Юность его жены Луизы, по слухам, прошла «в опилках». Злые языки говорили, что мадам Моруа была дочерью цирковых артистов — фокусников или акробатов, — исколесила в кибитках шапито пол-Европы и сама с детских лет работала на арене. Так ли это на самом деле — судить не нам.

Старушка, однако, была озорна не по возрасту и больше всего на свете обожала рискованные авантюры. «Титаник», без сомнения, стал для нее подарком судьбы. Двусмысленное замечание Энтони Джулиана упало на благодатную почву.

Мадам Моруа громогласно заявила, что готова отправиться на дно в любую минуту.

Тони — в ответ — сделал страшные глаза и трагическим шепотом попросил ее не сеять панику.

За столом завязался легкий, непринужденный разговор.

Ужин начался.

11 апреля 2002 года

10 часов 33 минуты

Легкая дымка клубилась над водой.

Все, что осталось от густого тумана, застилавшего пространство ночью. Ранним утром туман стал редеть. Прозрачные клочья еще витали где-то вдали, сквозь них отчетливо проступал ирландский берег.

За ночь «Титаник» пересек Ла-Манш — британцы почему-то называют его Английским проливом, — обогнул южный берег Соединенного Королевства и теперь прямым ходом шел в Куинстаун. Предстояла вторая и последняя остановка перед основным переходом. Коротким броском из Европы — в Америку.

Нежаркое солнце было ярким. Бледное небо — прозрачным. Ветер — свежим и прохладным.

На палубах тем не менее не было ни души.

Пассажиры — подавляющее большинство — разошлись по каютам только под утро. Теперь они крепко спали, и, надо полагать, многие не собирались просыпаться как минимум до обеда.

Завтракать Полина отправилась на вторую палубу, в «Cafe Parisien» — горячие круассаны с медом были ее слабостью.

Белые стены, белый ажурный потолок, белая плетеная мебель, огромные зеркала в резных белых рамах и… зеленые раскидистые пальмы.

Больше напоминало Ниццу, чем Париж.

Но выглядело очень нарядно.

Единственным посетителем кафе был Алекс Гэмпл.

Недопитая чашка кофе и отрешенный взгляд, устремленный в бесконечность. Похоже, он провел здесь уже много времени. К тому же чем-то сильно озабочен. Глаза у парня были воспалены, лицо бледное и осунувшееся.

— Доброе утро. Или — недоброе. Как, Алекс?

— Да. То есть — доброе утро. То есть — почему недоброе?

— У вас не слишком бодрый вид.

— Ну да. Я почти не спал. То есть совсем не спал, если честно.

— Кутили с пассажирами?

— Кутил? Нет, что вы! А что, был кутеж?

— Еще какой! Но вы, похоже, не высовывали носа из каюты.

— Да. И ужин проворонил. Чарли говорит, напрасно.

— Как сказать. Нострадамуса не было, а больше вас, по-моему, никто не интересует.

— Жаль.

— Что не интересует?

— Что не было.

— Все еще бьетесь над последним катреном?

— Не катреном! В том-то все и дело, что не катреном. То есть неполным катреном, вот в чем проблема!

— Я не покажусь слишком навязчивой, если попрошу объяснить все толком?..

Ее кофе тоже остался недопитым. А круассаны остыли.

— Итак, вам предстоит перечитать тысячу с лишним предсказаний?

— Шестьсот семьдесят пять. Остальные я одолел этой ночью.

— Нострадамус придерживался хронологии?

— Очень строго. С 1577 до 8000 года.

— И вы начали с начала?

— Разумеется.

— Напрасно.

— Простите?

— Потерянный «хвостик» надо искать в конце. Как минимум — в двадцать первом веке. С Кеннеди, как я понимаю, было так же? Сначала он высказался совсем туманно. Через некоторое время — более внятно. Подхватив при этом неоконченную мысль из прошлого. Верно?

— …я болван. Тупое животное. Нет — растение. Я растение.

— Бросьте! Вы просто устали. В следующий раз не пытайтесь сражаться в одиночку. Свежий — даже дилетантский — взгляд иногда может заметить то, чего профессионал не видит у себя под носом. Глаз «замылился» — вот что говорят в таких случаях.

— Полина…

— Да, Алекс?

— А вы… Вы верите в то, что он предсказал именно наш «Титаник»?

— Верю, пожалуй. Однако не убеждена. Улавливаете разницу?

— Конечно. Но ведь тогда и женщины… И опасность… Выходит — тоже? Что вы думаете?

— Тогда выходит тоже.

— Но я не могу понять, что это за женщины! Не могу, понимаете, сколько ни пытаюсь!

— Прекрасно понимаю. У каждого из нас есть объективные возможности. Выше их…

— Не прыгнешь.

— Отнюдь. Выше их — только наши субъективные возможности. Проблема, однако, в том, что они включаются — или не включаются! — вне зависимости от нашей воли.

— Это как?

— Примерно как у вашего Нострадамуса. Объективно — человек не может заглянуть в свое будущее. А субъективно — внезапное озарение и… Дальнейшее по вашей части. Разумеется, это всего лишь гипотеза. И, собственно говоря, все мы сейчас пытаемся ее подтвердить. Или опровергнуть.