Прогулки по Испании. От Пиренеев до Гибралтара - Генри Воллам Мортон Страница 54

Ошибочно приняв мое замешательство за интерес, он продолжал:

— Я погружу эту комнату для вас на корабль, сэр, каждая секция будет понятно помечена, чтобы ваш плотник мог сложить ее в точности такой же, какой вы видите ее сейчас. А когда вы пригласите друзей и подадите им кофе, они подумают, что оказались в Дамаске. Смотрите, каждая стена сделана из секций, которые подогнаны друг к другу. Она вся разбирается на части и упаковывается в коробки…

Уходя, я подумал, что получил хороший урок арабской архитектуры. Это архитектура кочевника. Даже сложенное из камня имеет вид вырезанного из дерева: все можно снять, упаковать, как декорацию, водрузить на спины верблюдов и перевезти через пустыню, чтобы заново построить в каком-нибудь другом месте.

Я вспомнил этот разговор, когда вошел в севильский алькасар. Возможно, большинство европейцев, если они честны с собой, признаются: когда прошел первый миг восторга и удивления, они бредут дальше по мавританским залам с нарастающей скукой. Первое впечатление незабываемо: фантазия, легкость, игра тени и света, грозди золотых медовых сот на уровне крыши, стройные парные колонны, островерхие арки и похожие на ожерелья арабески над ними, — но это продолжается и продолжается, словно бесконечный, полный повторов арабский анекдот, пока не возникает ощущение таблицы умножения, положенной на музыку. Поначалу я думал: алькасар — самое красивое из всего, что я видел в Севилье. Это арабская архитектура позднего Средневековья, построенная для христианина — для Педро Жестокого; можно увидеть надпись, бегущую вокруг входного patio, в которой короля называют «султаном». Какой необычайной помесью были, наверное, средневековые испанцы! Даже Сид говорил по-арабски и любил иногда носить мавританские одежды, как и святой Фердинанд, а Педро соблюдал арабский обычай (если только это не клевета врагов) сохранения вражеских голов в ящиках с солью и камфарой.

Алькасар дает самые любопытные доказательства, какие только можно найти в Испании, подтверждающие заявления профессора Тренда о том, что «испанская средневековая история не может быть понята в грубых терминах Реконкисты». Я уверен, многие туристы, которым показывают этот дворец, полагают, что осматривают дворец мавров; но он построен христианскими королями на месте старого мавританского дворца, от которого едва ли остался хоть какой-нибудь след. Это замечательное свидетельство того, как арабские привычки и обычаи проникали в жизнь христианской Испании. Как ни странно, алькасар все еще используется как дворец, и генерал Франко, когда приезжает в Севилью, живет здесь, в викторианской обстановке, перенесенной в окружение арабесок. В этом мавританском дворце стоят бронзовые кровати, а хрустальные люстры свисают с золоченых потолков. Мне рассказали, что Альфонсо XIII любил алькасар больше остальных своих дворцов. Несомненно, дворец хорошо подходил к романтическому настроению, и его величество мог выбраться ночью через маленькую боковую калитку в квартал Веракрус, где даже в жаркие дни лета можно иногда услышать гитару из окна верхнего этажа.

Я спросил гида, слышал ли он о рубине Черного Принца, и он ответил, что нет. Когда я уточнил, слышал ли он когда-нибудь о рубине, который Педро украл у короля Гранады, его глаза засияли, и он рассказал мне такую историю.

Абу Саид узурпировал трон Гранады и явился в Севилью просить поддержки Педро в сопровождении большой свиты и со многими богатыми дарами. Он весьма неосторожно взял с собой коллекцию драгоценностей, в том числе огромный неограненный рубин размером почти с куриное яйцо; и эту драгоценность Педро возжаждал всем сердцем. Он ласково приветствовал Рыжего короля, как называли Абу Саида, и разместил его со свитой подобающим образом, но замыслил предать своего гостя и украсть драгоценности. И когда Рыжий король и его приближенные были схвачены, с Абу Саида сняли одежды и, усадив на осла, унизительно отвезли в поле за Севильей. Здесь Педро и его рыцари поскакали на него с копьями. Педро при каждом движении копья кричал: «Это за договор, который ты заставил меня подписать с Арагоном!» и «Это за замок, что ты отнял у меня!»; наконец сарацин упал, получив смертельную рану. Так Педро Жестокий завладел рубином Абу Саида.

Как и прислужник в соборе, гид не знал финала истории: после битвы при Нахере (иначе Наваррете), когда Черный Принц и английская армия обратили в бегство французские войска, противостоявшие Педро, кастильский король в благодарность подарил рубин Черному Принцу. С этого момента камень начал свою долгую и насыщенную событиями жизнь в Англии, где его всегда называли «рубином Черного Принца». Рубин был просверлен в стародавние времена, и сквозь это отверстие Черный Принц пришил рубин к бархатной шапочке, которую носил под короной. Камень перешел к его сыну, Ричарду II, но не появлялся больше в истории до битвы при Азенкуре, когда Генрих V надел его на налобье шлема. Среди драгоценностей короны, проданных после казни Карла I, был «один балласный рубин, завернутый в бумагу». Кто его купил, неизвестно, но камень таинственно вернули Карлу II. Когда полковник Блад попытался украсть корону из Тауэра, рубин Черного Принца нашли в кармане Паррета, одного из сообщников Блада. С того времени и до сего дня рубин переходил в ненарушаемой последовательности к королям и королевам Англии и занял горделивое место в центре государственной короны.

Это не слишком красивый камень. Он неправильной формы и непосвященным кажется продолговатым куском темно-красного стекла. В давние времена его оправили в золото, и камень настолько стар, что придворные ювелиры не решились снять уродливую золотую оправу, чтобы точно взвесить драгоценность. Считается, что камень был изначально привезен из Бирмы и просверлен, чтобы служить подвеской в ожерелье.

Алькасар… Педро Жестокий… Рыжий король Абу Саид… Черный Принц… Азенкур… Корона Англии. Полагаю, мог бы получиться весьма добротный фильм, если бы не все эти убийства и страсти.

Я решил, что сады алькасара — самое красивое место в Севилье, и никогда не получал повода передумать. Здесь та Севилья, о которой читают в книгах: апельсиновые деревья, розы, живые изгороди из эвкалиптов и миртов, кипарисы и пруды с рыбками. Здесь и восхитительно детская водяная шутиха в маленьком саду, где король мог обливать своих гостей струями воды, бьющими из мостовой под их ногами — типично арабская шутка. Она напомнила мне об искажающих зеркалах, в которых сконфуженный посетитель поправляет галстук — или пытается это сделать — во входном зале дворца короля Иордании в Аммане. Эти мальчишеские шутки с водой стали популярны в садах эпохи Елизаветы: Спринг-Гардене, теперь узкий маленький перекресток около арки Адмиралтейства, сохраняет память о том, что одна из таких шутих была пикантной особенностью старого дворца Уайтхолл.

Века садового искусства предстают воображению в этом месте, и многие монархи с нетерпением ждали зимы, когда можно вскапывать, поправлять и переделывать (садовничество — не мирное занятие, каковым почему-то считается, но вечный и неустанный поиск совершенства). Карл V и Филипп II копали, сажали и поправляли, строили павильоны, пруды и даже лабиринты; а в более поздние времена другие короли вводили барочные новшества, такие как капающие гроты, садовые калитки, настенные фонтаны и каменные стены с рустиками. Здесь есть прекрасный пруд с рыбками и с маленьким бронзовым Меркурием, стоящим по центру, словно в Италии. Цветочные клумбы пестрят каннами и африканскими тюльпанами, в цвету стоят плюмбаго и жасмин; я сидел на скамье, покрытой мавританскими изразцами, под одной из самых больших Magnolia grandiflora [73], какие я когда-либо видел. Ярдах в десяти я приметил маленькую белую кошечку, наблюдавшую за мной с подозрением. Я стал подзывать ее к себе, но случайное резкое движение заставило животное отскочить. Постепенно мне удалось подманить кошку. Медленно я опустил руку и коснулся ее, но она отпрыгнула и выгнула спину. Потом кошка вернулась и позволила себя погладить, но выглядела при этом больше озадаченной, чем довольной, будто никто раньше ее не гладил. Будь у меня с собой что-нибудь съестное, она могла бы замурлыкать, но слишком поспешное движение отправило ее в цветочные клумбы; и хотя я возвращался позже с небольшим запасом мяса, больше я никогда этой кошки не видел.