Лондон. Прогулки по столице мира - Генри Воллам Мортон Страница 54

От прежних красот Бермондси остались лишь названия улиц, таких как, например, Черри-Гарден и Крусификс-лейн, напоминающих о Священном распятии, которое хранилось в разрушенном аббатстве. Улица Джамайка-роуд заставляет вспомнить об одном из увеселительных заведений, которые частенько посещал Пипс. Возможно, в таком окружении название улицы Спа-роуд покажется совершенно неуместным, но это напоминание о существовавшем здесь крохотном курорте, в центре которого находился железистый источник, открытый около 1770 года художником Томасом Кейсом. Непродолжительное время курорт пользовался такой популярностью, что сюда приплывали из Лондона, чтобы попить чаю и посмотреть фейерверк. Кажется совершенно невероятным, что этому когда-то привлекательному району суждено было стать таким мрачным и безобразным местом.

И все же в Бермондси есть местечко, которое по сей день выглядит весьма привлекательно. Это таверна «Эйнджел Инн», куда я и направился. Не знаю лучшего места в Лондоне для обеда в жаркий день; правда, пожалуй, сначала стоит убедиться, что прилив будет высоким. Говорят, «Эйнджел» — самая старая таверна на этом берегу Темзы, и я бы не удивился, узнав, что в ней радушно принимали тех, кто посещал аббатство в Средние века и в эпоху Тюдоров. Кстати, мне почему-то кажется, что погреб этой таверны повидал немало товаров, за которые пошлина не платилась никогда и никому.

За баром есть небольшая комната с видом на реку. Там хозяйка гостиницы миссис Рив кормит нескольких человек, работающих по соседству. Здесь очень весело и мило, а после обеда можно выйти с чашечкой кофе на балкон, нависающий над рекой. Глядя в сторону Лондона, вы видите Тауэрский мост, а за ним крыши и шпили Сити. Говорят, что Тернер приходил в «Эйнджел» и сидел на этом балконе, когда писал картину «Фрегат «Смелый», буксируемый к месту последней стоянки на слом»; кстати, фрегат уничтожили в одном из близлежащих доков. Мне сказали, что Тернер написал на этом балконе еще одну картину, которая сейчас находится в Бостоне, штат Массачусетс.

Я сидел и наблюдал за тем, как буксиры и баржи, словно утки со своими выводками, поднимаются вместе с приливом. Время от времени мимо проходили нетипичные для этой части Темзы суда: странных очертаний угольщик с грузом для Газоэлектроотопительной компании, датский торговый корабль. Прилив поднимался, появлялось все больше и больше судов, державших курс на Лондонскую гавань. Они поднимали такую волну, что на ней плясали моторные лодки. Затухая, волна игриво шлепала по стене «Эйнджела».

Увидев полицейский катер, отошедший от противоположного берега, я понял, что смотрю на Уоппингский полицейский участок, где находится штаб нашей доблестной Речной полиции.

Мне вспомнилось, сколько захватывающих ночей, провел я когда-то вместе с речными патрулями. Как часто осенними ночами я добирался до Уоппинга по реке, над поверхностью которой клубился туман, и изучал ту сторону лондонской жизни, о которой мы, обитатели берегов, ничего не знаем. У речного народа свой Лондон, со своими традициями и даже со своим лексиконом.

Наверное, никто из лондонцев не знает о том, что Речная полиция старше Столичной. Она начала службу за тридцать лет до того, как были сформированы силы Столичной полиции. Ее основателем считается шотландец из Думбартона-на-Клайде, Патрик Колкахаун. Приехав в Лондон в 1789 году, он стал членом городского магистрата. Согласно данным того времени, из тридцати семи тысяч человек, работавших на Темзе, одиннадцать тысяч были либо ворами, либо скупщиками краденого. Купцы Вест-Индской компании радовались, если в пакгаузы попадала хотя бы половина груза.

Столь печальное положение дел заинтересовало Колкахауна, и он, изучив методы действий речных шаек, написал трактат, который произвел такое впечатление на купцов Вест-Индской компании, что они попросили Колкахауна применить теорию на практике. Он организовал полицейский отряд, призвал на службу старых моряков и лодочников, которые знали все отмели на Темзе и всю подноготную ее обитателей. Новоиспеченным полицейским выделили быстроходные длинновесельные лодки, вооружили абордажными саблями и мушкетонами, и всего за год они покончили с речным разбоем.

Современный полицейский, который несет службу на реке, оснащен по последнему слову техники. Его патрульный катер является самым быстроходным судном на Темзе и оборудован радиотелефонным устройством двусторонней связи. На крыше кокпита установлен поисковый прожектор, ярким светом которого можно без труда заставить остановиться подозрительную баржу или лихтер. Кроме того, имеется сигнальная ракетница, носилки и аптечка.

Полиция Темзы наблюдала воздушные налеты с реки. Ряды горящих пакгаузов производили гнетущее впечатление. Ночами полицейские тушили пожары и ловили полыхающие баржи, которые иногда уносило приливом к морю, и спасали людей, прижатых пламенем к берегам реки.

Я решил переправиться на другую сторону и осмотреть Лаймхаус, который не видел со времен войны. На пристани мне повстречался молодой человек с моторной лодкой. Он согласился перевезти меня, и вскоре мы уже мчались к Уоппингу. На том месте, где сейчас расположен причал Таннел-Пиэр, некогда находился Док Казней, там вешали пиратов.

После казни их тела снимали с виселицы, подвешивали в железной клетке над рекой и убирали только тогда, когда клетку трижды заливало приливом.

Здесь принял ужасную смерть капитан Кидд, после того как его безуспешно пытались повесить на некачественной веревке. Редакторы «Ньюгейтского календаря» добавили к своему отчету о его смерти следующую душещипательную сноску: «В столь трагических случаях, коих немало выпало на долю несчастного страдальца, винить и карать следует шерифа. Именно в его обязанности входит приводить в исполнение приговор суда, и нет никакого оправдания тому, что не нашлось достаточно крепкой веревки».

Мы вошли в Шэдвелл-Бэйзин, и я увидел узкий и всегда манящий вход в Риджентс-Кэнал, затем река вынесла нас к Лаймхаус-Рич, и вскоре я очутился на пристани.

Шагая в направлении дамбы, я сразу отметил про себя, что Лаймхаусу тоже досталось. Бомбами уничтожены сотни жуткого вида домишек; энергичные местные власти, а возможно, и Совет Лондонского графства, возвели несколько новых многоквартирных домов, в которых, судя по всему, свободных квартир уже не осталось.

На углу улицы мне повстречались два сурового вида морских волка. Я попытался затеять разговор: мол, здесь все изменилось со времени моего последнего приезда, но меня очень радует появление новых красивых домов. Один из моряков бросил на меня взгляд, исполненный глубочайшего презрения, а другой вынул трубку изо рта, сердито сплюнул и высказался в том духе, что власти могли бы просто подлатать старые добрые дома, при каждом из которых был сад, где играли дети.

— А теперь одни лестницы, — добавил он сердито, — повсюду эти чертовы лестницы!

Я пытался вставить словечко в защиту новых домов, но моряк заявил, что, может, они кому и сгодятся, вот только скоро всех загонят в эти коробки с ванными и маленькими окошками.

— Детишкам, понимаешь, негде поиграть, — вставил второй.

Я не отступал, но и мои собеседники не собирались сдаваться.