Аня Каренина - Лилия Ким Страница 54

— Невозможно меня слушать?! А ты всё-таки послушай, — Альберт Георгиевич перегородил жене дорогу, — ты мне тут норов свой показывать забудь! Богема нашлась хренова! Я долго молчал, но теперь скажу — ты и все твои затеи долбаные в шоу-бизнесе, все эти твои прибамбасы стильные, как вы говорите, всё это без моих денег не существует! Ясно тебе? И ты не смей рыло своё подтянутое, армированное от меня воротить! Рот затыкать мужу вздумала! Ты кто сама есть? Плясунья из третьего ряда! Кордебалет! Ха-ха! — Альберт Георгиевич повертел пальцами в воздухе. — Вышвырну тебя к хреновой матери, запомни! Разведусь! И баста.

— И что ты будешь делать без моих долбаных затей, интересно? — Валерия Сергеевна уперла руки в бока, выставила вперед ногу и вытянула подбородок. Она так привыкла к роли светской дамы, вышедшей по бедности за купца, что выступление Альберта Георгиевича показалось ей всего лишь очередным эпизодом в пьесе.

— Уж без затей не останусь! Меня вон с утра до вечера атакуют всяческие граждане без денег, но с массой затей!

— И каких же таких затей?

— Да некоторые уж получше твоих! Только вчера битый час слушал какого-то менеджера группы. И, между прочим, группа — не твои однодневки: два притопа, три прихлопа, и забыли про них через год. Музыка реальная, пацаны сами пишут, сами играют, девица у них поёт офигенно…

— На всех девиц тебе никаких капиталов не хватит, — презрительно бросила Валерия Сергеевна.

— Если тебе кислород отрублю — хватит, ещё и останется!

— Да как ты… Как ты… Как у тебя язык повернулся такое сказать! Да если бы не я — ты бы на рынке картошкой торговал! Не знал бы о тебе никто!

— Я — капитал, моё дело вкладывать. Если мне завтра скажут, что картошка будет больше денег приносить, чем весь этот твой содом, — в секунду все на улице окажетесь! А знают про меня или не знают, мне ни жарко ни холодно! Кто надо — узнает, а от всех голова не будет по крайней мере болеть.

— Мой содом?!

— Да! Сын из-за тебя педиком вырос! Как подумаю об этом, убить тебя хочется! Паша этот твой какого хрена тут делает? Я лично его не приглашал!

Валерия Сергеевна кусала губы и едва сдерживала слёзы. Ей ужасно хотелось сказать мужу какую-нибудь злую и умную колкость, но, сколь она ни пыжилась, всё равно вышла только банальная истерика.

— Хам! — визгливо выкрикнула она и, заломив руки, побежала в дом.

— Разведусь, на хрен! — Альберт Георгиевич стукнул кулаком по ограждению террасы. — Разведусь! — Он с ненавистью посмотрел на пёструю толпу внизу. — Дармоеды! Достали, сил моих нет! Открою уж лучше колбасный завод — и проку больше, и мороки почти никакой! Толпа идиотов! И каждый, — Альберт Георгиевич показывал пальцем то на одного, то на другого, — каждый, каждый, каждый и все сразу — гениями себя считают! Думают, что искусством занимаются. Смотреть противно! Бараны безмозглые, наркоманы, педики вонючие!

Доведя себя до белого каления, Веселовский-старший вынул из кармана телефон, набрал номер мобильника жены.

— Лера!

— Что? — ответил ему заплаканный голос.

— Немедленно вернись, я ещё не всё сказал…

— Я не хочу…

— Мне плевать, хочешь ты или не хочешь! Ты, дура, я сказал, вернись сюда немедленно или можешь начинать паковать чемоданы. Я не шучу!

— Сейчас… — и опять всхлипывания.

Валерия Сергеевна снова появилась на террасе, но в чёрных солнечных очках и с белым платочком, которым она ежесекундно вытирала льющиеся из-под оправы «Шанель» слёзы.

— Что? — её вид был само оскорблённое человеческое достоинство.

— Лера, я долго терпел, долго думал, долго принимал это решение, и вот я его принял. — Альберт Георгиевич грузно ходил туда-сюда, сцепив руки за спиной. — Я от тебя съезжаю, поживу пока в своей старой городской квартире. Если наш сын за три месяца не возьмётся за ум, не станет нормальным мужиком, я с тобой разведусь, имущество разделим поровну, Максиму я ничего не дам и в завещание не включу. Понятно?

— Что, по-твоему, значит — стать нормальным мужчиной? — еле сдерживая масштабные рыдания, прохрипела Валерия Сергеевна, как будто её при этом душили.

— Это значит, что он женится, будет жить с женой, перестанет везде шляться и прятаться за твою юбку, и чтобы я ни одного мужика даже рядом с ним не видел! Только жена, только дети! И чтоб работал! А то приучила на всё готовенькое! Только и слышу — папа дай, папа дай! Машину ему крутую, тряпки, заграницу, теперь ещё и квартиру! Сам всё будет делать! Квартиру, так и быть, куплю, если женится, — смягчился в конце Альберт Георгиевич. — Всё понятно?

Валерия Сергеевна встала.

— Буду считать, что ты поняла, а теперь иди к своим идиотам и следи, чтобы они к приличным гостям даже и не приближались!

Когда жена вышла, Веселовский глубоко вздохнул, у него словно многотонный груз с плеч свалился. Грудь расправилась, насколько это было возможно из-за живота, плечи распрямились, глаза заблестели. Альберт Георгиевич вдруг подумал, что больше может не встревать ни в какие проекты, не мучиться с шибанутыми «творческими личностями», где дарование с гулькин нос, зато апломба и гонору — мама не горюй!

— «Владимирский централ, ветер северный, этапом из Твери…» — радостно замурлыкал Веселовский-старший себе под нос и стал обдумывать, сколько нужно вложить в колбасный цех и как его потом можно будет расширить. А если ещё открыть линию по производству соков и хлеба да собственную розничную сеть… Сколько же у него высвободится средств, если он сейчас бросит всю эту баланду под названием «шоу-бизнес»!

А «шоу-мены» и «шоу-гёрлы» внизу галдели, веселились и издевались над тупым жирным боровом Веселовским-старшим, и не подозревая, что фактически все уже безработные.

[+++]

Паша нашёл Максима в оранжерее, сидящим в плетёном кресле и перелистывающим какую-то толстенную книгу.

— Я тебе не помешаю? — спросил Паша, подойдя вплотную к Максиму.

— О, хай.

— Как дела?

— Ох, — Максим попытался улыбнуться, но вместо этого издал жалобный протяжный вздох. — Милый, как бы я хотел сказать тебе, что у меня все ОК! Ты уже знаешь о моей женитьбе?

— Слышал, — сочувственно кивнул Паша.

— Ужас-ужас, — быстро проговорил Веселовский.

— Да, говорят, она совсем… — Паша сделал неопределённое движение рукой, словно отмахивался от чересчур назойливого уличного торговца.

— Не то слово! Паша, что мне делать? Может, сбежать? Уехать на Гоа?

Пашеньке стало невыносимо жаль Максима. Когда-то им было очень хорошо. Стилист с нежностью обнял своего любимого клиента и погладил его по волосам, попутно отметив про себя, что Веселовскому надо обновить мелирование.

Паша чуть прикусил губу. Почему-то вспомнился Каренин.