Истории дальнего леса - Павел Шмелев Страница 54

Мирно трещали сухие поленья в камине, даря приятное тепло. Оно для меня в те дни было таким непривычным, особенно после долгого осеннего путешествия сквозь пустынные земли восточной оконечности Вестбинского королевства в самый таинственный сезон затяжной печали и ежедневного плача тяжелых грозовых туч над полными какой-то непонятной грусти неприкаянными степями.

Но это осталось позади, в недалеком прошлом. А настоящее радовало приятной компанией исконных жителей волшебного Дальнего Леса и его окрестностей. Это были мои добрые и немного смешные приятели: старинный Хранитель Леса, крепкий старик без возраста и жалоб на жизнь, и его неизменный спутник, благодарный слушатель правдивых лесных историй и собеседник в долгие темные вечера и тихие бессонные ночи — Лесное Эхо.

Почти всем обитателям этих сказочных красивых мест казалось, что Хранитель Леса жил в нем всегда. В жизни бывает так: кто-то или что-то настолько естественно вписывается в наш мир, что кажется — именно всё так и было испокон веку. Представить лес без того, кто его знает и бережет, на самом деле сложно. Хранитель уже давно перестал пугать обитателей этих заповедных краев и продолжал обживать домик охотника и окрестные места. Лесное Эхо, намаявшись за целый день с птичьим гомоном да почти потерявшимися в чащобе бобрами, благосклонно добавляло годы жизни наивным гостям леса, спрашивавшим об этом окрестных кукушек, да негромко повторяло мне наиболее интересные места длинного и, как всегда, очень правдивого рассказа старого Хранителя Леса. А речь зашла в этот час заходящего солнца про недавнее удивительное происшествие.

Чудеса, подобно многим удивительные событиям, начались в обычный серый день уходящей осени.

Хранитель Леса по имени Абакум, старожил сказочных мест и собиратель лесных историй, тайн и легенд, заварил знатный малиновый чай. Он был ничем не хуже знаменитого чайного напитка норки Анфисы. И получился очень прилично без всякой магии и длинных заговоров. Старик деловито разлил чай по изящным китайским чашкам, подаренным ему вестбинским монархом, и начал свой рассказ.

День тот, по воспоминаниям Абакума, с утра ему не задался, или, как бы сказал хорек Василий, случился природный катаклизм средней степени вредности. Невесть откуда пришедшее к западному ветру семейства Голдстрим странное беспокойство да известная стервозность уходящей осени сделали свое дело: поднял ветер целую бурю, разгулялся не на шутку. Желтые и красноватые рваные листья разноцветным калейдоскопом осени кружились по лесу.

Смотрел на это все безобразие Абакум и качал головой: вот ведь какая природная несуразность, сущая напасть! И тут ветром принесло нечто необычное. Старик даже и не знал, что с этим делать. Перед Абакумом появилось странное существо — оно легко меняло форму: становилось то высоким, то маленьким и незаметным, оно то появлялось, то исчезало без всякого следа, звука или запаха.

— Ты кто такой будешь? — спросил Абакум существо, не совсем веря, что оно способно говорить. Уж больно непонятным, даже по сказочным меркам таинственного Дальнего Леса, оно ему показалось.

— Ты что же, старый пень, не узнал меня? — весело ответило существо, становясь снова большим. — Вот еще что надумал. Что я тебе, тварь какая бессловесная или этот ваш философ-несуразец?

— Эй, не балуй! — испуганно воскликнул Абакум. — Э-э-эй!..

— Если ты не будешь меня бояться так, я и не буду расти больше. Попробуй, это же так просто! — прокричало существо.

Абакум подумал о том, что все, что так часто нам кажется простым, отдает изрядной долей коварной вредности, но собрал всю свою волю — и произошло истинное чудо: существо вдруг перестало расти, даже немного уменьшилось в размерах.

— Ну вот, видишь, — весело сказало существо, — какие же вы все странные! Зовете и зовете меня к себе несколько раз в день. А как только я приду, так и начинаете бояться. Зачем ты звал-то меня?

— Да не звал я никого. Вот ведь какая несуразность. С утра день не задался. Прямо напасть какая-то, — ответил Абакум. — Чистая напасть — и всё.

— Вот. Сам же сказал. И меня позвал. Напасть я.

— Как это напасть? Зачем напасть? Как напасть? На кого напасть?

— А вот так. Ни на кого не напасть, а сама по себе — единственная и неповторимая, несказанно прекрасная. Зовусь, чтоб ты знал, Напасть Лесная. Иных лесных напастей нет! Я бываю разной: такой, какую ждут, но обычно люблю быть вредной в размерах умеренной несусветности. Не поймешь ты… Бываю доброй и неугомонной, бываю таинственной и недоступной. Порой даже злюсь на всяких растяп лесных. Вот только скучной не бываю, это я могу тебе обещать.

— А сейчас ты какая?

— Я всегда такая, какой меня ждешь Так что все от себя самого зависит. Со мной легко — всё как в обычной жизни, только еще красивее.

— Вон оно как.

— Да.

— Ну, тогда будешь доброй, потому что настрой у меня сегодня удивительно умиротворенный. Вот. Буду звать тебя Напой.

— А что, Напа мне даже нравится. Меня так еще никто не звал в этих диковинных местах. Пожалуй, соглашусь погостить немного в этом Лесу. Я ведь по природе своей изначальной Лесная Напасть, вот только в последнее время все по городам езжу — там всевозможных напастей больше требуется. В городах многоликие несусветности встречаются на каждом шагу. И не переживай, меня никто не увидит, только ты. Нельзя любому видеть напасть невооруженным глазом, даже добрую. Если все меня будут видеть — то это и не напасть уже, а какая-то непонятность. Статус совсем другой и состояние иное — глуповатое и скучное. Явно не мое.

— Не хочу спорить: ведь раньше я никогда не видел напасть, ни лесную, ни болотную, так близко и не разговаривал с ней, — беззлобно ответил Хранитель Леса, — так что сиди в своем статусе, если тебе так хочется.

— Ну и прекрасно, вот и не спорь со мной, давай прогуляемся. Вот только никакая я не болотная. Ишь чего удумал! Я думаю, тебе понравится, если я немного изменюсь. Подумай, какой ты меня хочешь видеть. А впрочем, не надо. Я могу прочесть твои мысли и так.

Лесная Напасть вдруг стала еще меньше и начала приобретать форму прекрасной обнаженной девушки.

По мере того как вырисовывались детали и нескромные изгибы ее притягательной фигуры, Хранитель Леса сначала покраснел, потом побелел и стал оглядываться по сторонам. Благо никого рядом с ним не было.

— Чего ты испугался? Неужели не понравилась! Мысли-то твои, мое только импровизационное воплощение. Да не бери в голову, все равно, кроме тебя, никто меня не видит. Для этого особый талант нужен.

— Так я и не думал, что именно эту, самую потаенную, мысль ты изобразишь, — проговорил старик, неотрывно глядя на нее. — А все равно не совсем похоже.

— Ты, старичок лесной, меня не зли, вредоносно это, — назидательно проговорила Напасть Лесная. — Мысль эта твоя никакая не потаенная, а прямо у тебя на поверхности лежит. Уже не первый десяток лет. И это хорошо, — в твои-то годы у многих даже и мыслей таких уже нет. А вот с деталями ты не прав, для твоего возраста этого вполне хватит, даже в чем-то перебор. Считай, это для чис-того и возвышенного эстетического удовольствия и уважения к твоему особо почтенному возрасту, с учетом твоих реальных возможностей. Вот только не сердись: все равно тебе эти интересные подробности безо всякой практической надобности, что же я буду тебя дразнить понапрасну. Тебе же будет одно расстройство всего организма. А понадобятся, так и прорисуются сами детали те немудреные. Ладно, пойдем смотреть твои угодья. И не переживай, мне совсем не холодно. У напастей простуды не бывает, они сами могут кого хочешь простудить ненароком.