Иствикские вдовы - Джон Апдайк Страница 54

Разделяя общую легкомысленную веселость от собственной наготы, они смущенно расселись в большой южной комнате на только что вычищенном бургундском ковре. Волосики на их руках стояли дыбом, словно наэлектризованные; глаза беспомощно блуждали по морщинам, бородавкам и шрамам, ороговениям и старческим пигментным пятнам, дряблым мышцам и участкам гофрированной кожи, напоминающей рябь, которую пускает по гладкой поверхности воды набежавший ветерок, по варикозным венам и изуродованным подагрой суставам — по всему тому, чем время заволокло их былую красоту. С точки зрения Природы эта красота носила прикладной характер, была просто средством привлечения особи противоположного пола для осеменения. Теперь, когда задача была выполнена, они естественно, подобно женским особям других видов, превратились в отвратительные объедки, в товарок по несчастью, обманутых безумием размножения. Их глаза — цвета вороненой стали, коричневые, как черепаший панцирь, и ореховые с золотыми искрами — безостановочно-непривычно исподтишка озирали друг друга, и губы их кривились в задумчивой ироничной улыбке.

— Итак, в зачине сказано: «Приди таким, какой ты есть», — нарушила молчание Джейн.

— Думаю, учитывая обстоятельства, мы неплохо справились с этой задачей, — отозвалась Александра.

— Ты справилась, — осуждающе сказала Джейн. — Толщина все сглаживает.

— И это задница? — задумчиво произнесла Сьюки, стараясь разглядеть себя сзади. — К счастью, — вздохнула она, — вы этого не видите. А грудь! Обвисла, проклятая. — Она обхватила свои груди ладонями и приподняла на дюйм-другой, чтобы они заняли то положение, которое занимали тридцать лет назад. Когда она отвела руки, было заметно, что соски ее затвердели. Эти ее сладкие соски.

— По мне — так вы обе выглядите потрясающе, — лояльно заверила их Александра. — Не совсем как у Боттичелли, но и не как у Грюнвальда.

— Давайте уже перейдем к делу, — сказала Сьюки, чувствовавшая себя неуютнее всех в облачении только из собственной кожи. — Лекса, напомни, что надо делать. Чего мы хотим?

— Исцеления, душенька. Исцеления всего того, что у Джейн не в порядке, и исправления всего того, что мы тут в свое время наворотили.

— Что такого мы наворотили? — сердито вскинулась Джейн. — Позволь поинтересоваться, кто ты такая, чтобы судить, что было сделано правильно, а что неправильно? Мы все не любили Фелисию, но никто из нас не велел Клайду забить ее кочергой до смерти.

— Она плевалась перьями и булавками, которые мы вложили ей в рот, — ответила Александра. — С помощью банки из-под печенья, помнишь?

— Кто это с-с-сказал? Они умерли в одну и ту же ночь, и никого рядом с ними не было.

— Полиция, — вступила Сьюки. — Полицейские нашли перья и булавки на полу рядом с телом. Они не могли объяснить, как все это туда попало, но я могла. Я присутствовала там в качестве репортера и видела: перья и булавки были еще мокрыми от слюны.

— А кто сказал, что это была ее с-с-слюна? — продолжала спорить Джейн. — Тогда еще не было анализа ДНК.

— Перо и булавка торчали у нее изо рта, — сказала Сьюки. — Мне об этом сообщил один парень из полиции. Не думаю, что вы его помните — Ронни Казмирчак, брат того парня, которого убили во Вьетнаме и в честь которого потом переименовали Лэндинг-сквер. Он недолго прослужил в полиции, сказал, что ему надоело следить, чтобы бедные не грабили богатых, именно в этом состояла его основная работа; он стал хиппи и уехал на Аляску. Потом еще некоторое время писал мне. Говорил, что не страдает от холода, просто перестал его ощущать. Он так и не вернулся.

— Ах-ах! — притворно прорыдала Джейн. — Полагаю, в этом тоже мы виноваты? Даже если Клайда раздражало, что она плевалась перьями, большинство мужчин на его месте не стали бы из-за этого проламывать жене голову.

— Его раздражало то, что она болтала без умолку, — сказала Сьюки.

— Ради всего святого, — взмолилась Александра, — давайте забудем о Клайде и Фелиции! Кого мы действительно убили, так это Дженни. У тебя на кухне, Джейн. Мы сделали восковую куклу…

— Ты сделала, — перебила Джейн.

— Я это сделала по твоему совету и с помощью предметов, которые собрала ты. А булавки в куклу втыкали мы все… и слова произносили все. Злое заклинание. Вот она и умерла к концу лета.

— Я снова заливаюсь слезами, ах-ах. Она умерла от рака яичников, давшего метастазы. Для нее это было избавлением, этот рак рос в ней уже несколько лет.

— Прошу тебя! — Александра невольно испустила вздох. Этот вздох исторгла из нее материализовавшаяся в зрительный образ мысль о родных клетках, сошедших с ума.

— Такое случается с людьми сплошь и рядом, — безжалостно продолжала Джейн. — Наше заклятие могло не иметь к этому никакого отношения. Может, это было чье-то еще заклятие. В те годы в городе скопилось много злобы.

— Много женской силы, — уточнила Сьюки, видя, что Александра онемела, погруженная в свои страхи и тревоги.

— Стойте! — вдруг закричала Джейн, словно увидев нечто в пространстве перед собой. — Все эти разговоры натолкнули меня… Меня только что осенило: тот мужчина, что поздоровался со мной на Вейн-стрит возле дома дока Пита — мы еще подумали, что он мог остановиться у Греты Нефф на Оук, в двух шагах оттуда, — это был Кристофер Гейбриел. Брат Дженни. Помните, каким он был красивым мальчиком? Даррил быстро увез его в Нью-Йорк, и там они затерялись. Это был тот…

— Это был он, — поправила ее Александра. Она уже пришла в себя и жаждала поскорее приступить к ритуалу исцеления и исправления зла. Джейн, как всегда, создавала препятствия и была настроена негативно.

— Почему он здесь? — спросила она. — Зачем он вернулся?

— Ну, это только ты так думаешь, что он вернулся, — заметила Сьюки. — Только ты видела его или думаешь, что видела, — ведь было темно и шел дождь. — Но в унитарианской церкви, припомнила она, в переднем ряду Грета стояла как минимум с одним мужчиной в полный рост, с незнакомцем, с соучастником. Грета обманом вовлекла великодушную красавицу Дебору Ларком в свой убийственный заговор.

— Да видела я его, видела! — не сдавалась Джейн. — Это был тот. Он. Постаревший, растолстевший, измочаленный, но он. Красавчик Кристофер. Это его ангельские серебряные локоны. И именно он делает это со мной.

— Делает — что? — спросила Сьюки. — Джейн, пожалуйста. — Так же, как Александру, ее начало раздражать эгоцентричное нежелание Джейн приступить к делу. Она устала от того, что угождала ей весь день в Провиденсе и по дороге домой, к тому же была голодна, а поесть они не смогут, пока не закончится ритуал.

— Убивает меня! — ответила Джейн. — Удары! То, что у меня постоянно болит желудок! Не именно желудок, а внутренности, как будто там что-то истончается. Точнехонько вот здесь. — Она потрогала грудину между сморщенными отвислыми маленькими мешочками; при ее наготе этот жест вызвал отвратительный образ беспросветного мира внутри ее — асимметрично переплетенные лиловато-багряные органы, черная скользкая пещера, залитая кровью, без конца пульсирующей повсюду. Нет, не без конца. У всех у нас есть свой конец. Удары сердца отсчитывают время. Время нас побивает.