Акционерное общество женщин - Елена Котова Страница 54

– Вот теперь порядок. Каждый испил свою чашу, – заключила Полина.

– Я тебе сказала, с тобой отдельный разговор, – вмешалась Полешек. – Если у тебя одни мечты о пытках в подвале, в чем проблема?

– Я непригодна для пыток в подвале, у меня груди нет.

– Не надо отговорок! – в один голос закричали Катя и Алена. – При правильной постановке отсутствие груди делу не помеха.

– Тогда требую либо чахоточного поэта, либо здоровенного дровосека, на иное не согласна, – заявила Полина.

– Мы тебя на страховых агентов бросим. Бандерасы первой волны были еще ничего, хотя я всегда говорила, что надо было Джудов Ло набирать, – сказала Алена. – А новые – гамак уродов, массовка, нет у них понимания, что требуется женщине.

– С ума сошли, им по двадцать пять, – не сдавалась Полина.

– В этом самый шик! Предстанешь ему амазонкой, прекраснее которой он не познает ничего, будешь ему сказки Шехерезады рассказывать. Тебя же тянет на просвещение. – Степановой надо было сквитаться за бандерасов, но к этому моменту терпение мужчин лопнуло и Александр пришел выяснить, доколе, собственно говоря…

Шурика за последнее время как подменили. Ему нравилось, что у девок дело наладилось, а главное, что каждые выходные на его даче собирается общество, которое ни одному купающемуся хоть в богатстве, хоть во власти человеку даже присниться не могло. Красивые женщины, смотрящие им в рот трое незаурядных мужчин, свежая рыба на пару, которую девушки лениво щиплют, запивая ледяным шабли, черные «Ягуары», шеренгой стоящие у ворот, и «лиловые негры» при них, – жизнь Шурика стала сплошным праздником, хозяином коего был он сам.

Он забыл, как язвил над взрослеющими женщинами, с удовольствием, на правах практически родственника, делал вид, что лазил за пазуху или под юбку то Кысе, то Ирке, то Алене. Родственники-акционеры дружно били его по рукам, все хохотали, а Шурик отправлялся варить кофе.

– Все пошлости обсуждаете? – спросил Шурик. – Гореть вам, грешницы, в геенне огненной. И церковь предаст вас анафеме.

– Это будет лучшая реклама, – радостно парировала Кыса.

– Опять небось о сексе? О душе уже давно пора думать, а у вас один секс на уме, – продолжал Александр.

– Это у вас, у мужчин, один секс на уме, а мы просто ставим вашу похоть на службу правому делу.

– Какому правому делу?

– Правильному правому делу…

– Шурик, ты помнишь, что «Фауст» – это в каком-то смысле наш первоисточник? – спросила Катька. – Вместо удовлетворения на склоне лет Фауст чувствует лишь душевную пустоту и боль от тщеты содеянного. Этим, Шурик, все сказано о так называемой любви. Слышать этого слова не могу, надо законом запретить его произносить. Вот твой Вася небось тоже решил, что знает, что такое любовь…

– А при чем тут Вася?

– Так, к слову пришлось… Считай, что у меня сложный ассоциативный ряд…

Все потянулись из столовой вниз, в бильярдную, к камину. Катька думала о своих словах о «тщете содеянного». Все-таки они, в отличие от Фауста, умеют превратить даже ядовитую ртуть в подобие золота… Ах, нечего разводить философию на пустом месте. Тоже мне, вековые вопросы…

Одна Алена не видела ничего смешного в откровениях подруг. В ней поселился страх, что, несмотря на все неподдельное счастье, с которым Мэтью вечерами встречает ее в своей квартире, на их ночи, на многое иное, что стало их общим, Мэтью может когда-нибудь уехать в свой Лондон, увезя с собой Аленину последнюю любовь, и все, что будет «после», станет представляться ей, как и Полине, пытками.