Алло! Северное сияние? (сборник) - Виталий Лозович Страница 53

На работе их приход был встречен более чем сдержанно. Оператор Юрка Быздырь только посмотрел и вместо обычного приветствия, сказал:

– A-а… ну да, как ещё?

Остальной состав, что встретился по пути, промолчал столь выразительно, что уж лучше бы орал что-нибудь во всё горло. Помните выражение: «Тишина на уши давит»? А никогда не испытывали, как ещё невысказанная обществом пошлость давит на сознание? И сказать в ответ ничего нельзя, потому как не говорит никто и первому говорить – просто глупо. Кстати, оправдываться всегда глупо, глупо хотя бы потому, что Великий Русский Язык к слову «оправдать» имеет синоним – обелить. Теперь представьте себе такую картину – вас с ног до головы облили краской цвета неспелых фекалий, а Вы добросовестно и усердно берёте кисточку в руки (потому как оправдание никогда не бывает мгновенным, всё равно, при любых фактах, кто-то да засомневается), так вот, берёте кисточку с белой краской и давай себя выкрашивать!.. С лица начинаете, конечно, когда личико уже чистое, на остальное смотреть ещё более противно, да и болезненно. Потому не оправдывайтесь. Приличные поймут или поверят, или наоборот ни во что не поверят, потому что верят вам, а все остальные?.. Это уже их жизнь. Они без этого, может быть, и не могут? Доставьте людям удовольствие? Зачтётся.

Когда Сергей оказался в операторской комнате, туда сразу же вошёл сорокалетний Юрка Баздырь, похлопал его по плечу, сказал одобряюще:

– Молодец. Если не ты, то кто?

Тут же в комнату вбежал Юрка Серых, работавший на ставке помрежа, имевший склонности ко всяким женственностям, вплоть до полного увлечения мужчинами, вбежал Юрка Серых, посмотрел в ясные очи Сергея, сказал:

– Не знал… не знал. Зачем ты девчонке голову крутишь?.. Она же… маленькая ещё?

– А кому ему голову крутить? – вступился тут же Баздырь, – Тебе, что ли?

Серых повёл изящно, плавно плечом и выдал:

– Уж лучше бы мне!

Вот и началась новая страница на студии.

Лене тоже как-то попытались «на вид» поставить отношения, которых не было, сказав устами того же продюсера Карины:

– Вы знаете, Каневская, вчера Ваш воздыхатель…

– Смотрите за своими воздыхателями, – тут же отсоветовала Лена и тут же немножко злобновато: – свои-то воздыхатели есть?

Карина ушла, и потуги на изящную корпоративную пошлость закончились. Карина любила говорить при свидетелях, чтобы потом было на кого ссылаться, при свидетелях и получила.

Не успел цветок белый, цветущий и пахнущий на зависть всей редакции, свернуть свои бархатные очаровательные листики, как на столе Каневской, словно из воздуха соткавшись, появился второй… Вторая роза тоже была белая, такая же пышная, ароматная и гордая. Так же высоко взметнулась из тоненькой вазочки, что нашла старший редактор информации, так же тихо распускался её бутон до полного жизненного апофеоза, так же потом стал собираться, скукоживаться, темнеть по краям лепестков… Но не успел он полностью уронить свою прекрасную головку, как… Ну да, всё правильно – на столе Лены Каневской появился ещё один белый цветок.

Старший редактор информации на это лишь улыбалась. Она была ровесницей Сергея, они знали друг друга ещё со времён Советского Союза, когда сидели рядом на горшках в детском саду Великой Страны Советов. Директор Виктор Александрович вообще сделал вид, что ничего не замечает, лишь при встрече с Сергеем пару раз спросил:

– Дела как?

– Не понял? – Сергей и в самом деле не понял, – Разве кто жаловался? Брака не было.

– Да я не про работу, – едва приметно улыбнулся Виктор Александрович. Улыбнулся и пошёл дальше.

Вечерами дома Сергей сидел тупым увальнем, совершенно не зная, что ему дальше делать, не зная, как дальше ему поступить? Поступить-то можно было как угодно, или хоть, по крайней мере, как привык, но!.. А вдруг обидит? Или того хуже – оскорбит? Сразу ведь видно – Лена другой человек, совсем другой, по всем показателям, или как там? По всем параметрам? Нет! По всем характеристикам! И так, как с другими, с ней нельзя. А как можно?

Несколько раз Сергей порывался вечером позвонить Лене на сотовый телефон, столько же раз откладывал. Не позвонил ни разу. Нерешительный? Да нет. Сказать не знает что. Так бывает: сказать хочется очень многое, а настроишься – так и нечего сказать. Пару раз Лена как-то сама звонила, но звонила она по работе, спросила там что-то… что-то про съёмку: можно вот так снять, а можно вот так? Он ответил, она быстро сказала:

– Тогда всё? До свидания. До завтра.

И всё так быстро, что увалень Сергей и не успел ничего придумать, чтобы задержать девчонку на телефоне подольше. Во дурак! И сколько нас таких?

Каневская Елена Васильевна имела привычку ставить на каждого своего абонента телефонного определённую мелодию. Это было удобно, потому как идёшь, к примеру, по морозному воздуху, телефон далеко, вдруг – пилик-пилик особым образом, понимаешь – это Карина-продюсер, совсем и не обязательно доставать телефон, через час увидимся, всё и расскажет. Так вот на фамилию Русских она поставила такую мелодию… точнее, это была не мелодия, а какой-то скрежет, который, как говорится «мёртвого разбудит». Когда Русских ей звонил в рабочее время по поводу съёмок и телефон Лены лежал на рабочем столе, то вздрагивала вся редакция. Дома этот скрежет ещё ни разу не раздавался. Лена даже брала телефон с собой на кухню, когда, к примеру, ужинала, но… увы! Мама смотрела на эти мучения, пыталась дочери помочь, но дочь упрямо молчала и говорила, что теперь у неё работа такая. Папа предложил дочь выпороть ремнём, а потом отдать насильно замуж, чтобы башкой отрезвела и задницей вертеть перестала.

И вот представьте: дома у Лены и папа, и мама, и она сама, и все на кухне, сидят, чинно ужинают, папа в белой рубашке сидит, боится, что хоть капля супа, соуса, пива, водки прольётся на эту рубашку. Мама рядом, надела платье новое, день рождения у неё сегодня. Дочь вырядили по этому случаю. Папа с мамой выпили по рюмке водки, папа «по водке» повторил, мама отказалась, Лена вообще не притронулась, не любила алкоголь. Все счастливы, веселы, на еде сосредоточены. Разговор идёт неспешный, интересуются родители, как на работе дела у дочки, всё же и месяца ещё нет, как устроилась. Лена отвечает односложно, но с достоинством. На вопросы о личной жизни, затронутые папой лишь боком, сразу отмолчалась, показав, что говорить не хочет. Родители, помня о годовой давности истории несчастной любви дочери, которая протекала пять лет и вполне уже должна была закончиться свадьбой в Тюмени, где дочь училась, вместо этого закончилась нервным срывом, больницей и плохим отношением к мужчинам. Парень, пять лет приходивший к Лене в институт, оказался… просто женатым человеком. Ну, нравилось женатому человеку играть в такой театр, нравилось связь иметь с красивой молодой девушкой, нравилось, да и всё тут! А то, что подонок, ну так… это на отношения между мужчиной и женщиной не влияет. Не влияет, пока она не знает.

Потому сидят родители, смотрят на доченьку свою, нарадоваться не могут, что всё забылось, что, наконец, дочь работает, где и мечтала со школьной скамьи, да на журналиста не получилось поступить в университет, поступила на филолога. Ничего, главное не то, что закончил, а что в голове твоей – можешь или нет? Вот сидят все, едят, папа водочку попивает… И здесь из комнаты Лены звук такой… ну вот знаете, если соединить треск дерева, когда баню сносят трактором, тут же гвоздём по стеклу царапают и кто-то очень сильно страдает метеоризмом, не в силах сдержаться… всё в одном звуке. Папа поморщиться успел, мама – вздрогнуть, дома у Лены никогда таких звуков телефон не издавал, на работе-то привыкли. И здесь!.. Иха дочь!.. Вскакивает со стула, из-за стола кухонного, словно её кипятком ошпарили, а вдогонку ещё и пинка дали! Вскакивает Лена в свои двадцать пять лет из-за стола, переворачивая на папу остатки супа, рюмку водки и селёдку в придачу, папа не удерживается на табуретке и валится вместе с ней назад на холодильник, на мамино платье выплёскивается сметана, папина водка стекает сюда же дополнением, по пути дочь сбивает пару табуреток запасных, перескакивает их, как профессиональный легкоатлет, и в два прыжка оказывается у себя в комнате, хватает телефон, бухается животом на свою кровать, подносит телефон к уху, нажимает кнопку и, вместо заполошного куриного: «Хто, что, кого?!», раздаётся очень милый женский, мягкий голос девушки, чуть уставшей от безделья и просмотра последнего женского журнала: