За доброй надеждой. Книга 1. Соленый лед - Виктор Конецкий Страница 53

«В лето тысяча шестьсот девяностое несколько человек стояли на высоком холме Нантакета и смотрели, как киты резвятся и пускают фонтаны; и один человек сказал, указывая рукой в морскую даль: там лежит зеленое поле, куда дети наших внуков отправятся добывать свой хлеб».

Это записал Овид Мэйси в «Истории Нантакета».

Человек из 1690 года как в воду глядел.

Мы приплываем сюда, чтобы ловить в зеленом поле свой серебристый хлеб.

Если солнце низко и позади, то возле корабельного носа иногда возникает легкая радуга и несется вместе с судном, весело, без напряжения – как трехцветная птица. Радуга с того борта, который под ветром.

А на подходе к Нантакету мы увидали другую радугу. Огромная арка через все небо трепетала, переливалась и ожидала нас. И мы шпарили под своды этой арки, как будто заработали право на почет и триумфальное возвращение. Прекрасная триумфальная радуга встречала «Вацлава Воровского» у берегов Америки. Выше такой никто никогда не построит. И чудеснее – тоже.

Мы легли в дрейф к северо-востоку от Нантакета.

Зеленые волны вокруг нас когда-то слышали знаменитую песню:

Веселей, молодцы, подналяжем —

эхой!

Загарпунил кита наш гарпунщик

лихой!!

Теперь зеленые волны залива Мэн слышали другую песню, она рвалась из динамиков нашего теплохода:

Соленые волны, соленые льды,

А в небе горит, горит, горит звезда рыбака…

Остров Нантакет дразнил близостью, хотя и не был виден.

Судьба привела туда, откуда герои Мелвилла отправились преследовать белого могучего кита – Моби Дика.

Мало кто осиливает ныне роман Мелвилла. Человек, который написал такую толстую книгу, родился в Нью-Йорке в девятнадцатом году девятнадцатого века. Юнцом он ушел отсюда, от берегов Нантакета, в море, бил кашалотов с вельбота, добывал спермацет, а потом стал знаменитым писателем и другом Торо, того самого, который сказал: «Не стоит ехать вокруг света ради того, чтобы сосчитать кошек в Занзибаре».

Мелвилл был отчаянный паренек. Он убил много китов, но любил их, преклонялся перед их величием и написал о китах лучше всех.

Он как-то признался, что уход в море спасает его от самоубийства, заменяет пулю и пистолет, потому что каждый в обществе чувствует скорее не локоть, а кулак соседа.

Он писал: «Когда мы гоняемся за туманными тайнами своих грез или бросаемся в мучительную погоню за демоническими видениями, какие рано или поздно обязательно начинают манить душу всякого смертного, когда мы преследуем их по всему этому круглому шару, они либо увлекают нас за собой в бесплатные лабиринты, либо награждают пробоиной и бросают на полдороге».

Мелвилл не верил в Бога, а его времена были чрезвычайно религиозные. Китобои богохульствовали: «А подать сюда эту самую смерть и погибель; я спокоен, я готов помериться с ней силами, и пусть идет к черту слабейший!.. И горе тому, кто отступится от истины, даже если во лжи – спасение!»

Какая песня ненависти к благополучию мещанства звучит здесь!

Мелвилл кажется мне старшим братом Экзюпери, хотя они совсем разные.

Герои Мелвилла и Экзюпери сражаются со стихией и роком, но не с природой.

Летчик Экзюпери и воздух вокруг его самолета – это нечто единое, изотропное.

Так и океан Мелвилла.

Невозможно бороться против того, частицей чего являешься сам.

Оба они были философами. Один стал философом, качаясь на волнах воздушного океана, среди грозовых туч и молний. Другой – на мокрых волнах. Непрофессиональный философ обладает одним счастливым качеством: он не боится, он свободен от страха ошибок и неточностей, потому что не знает правил.

Мелвиллу ничего не стоило объявить кита «как вид бессмертный, сколь уязвим бы он ни был как отдельная особь. Он плавал по морям задолго до того, как материки прорезались над водою; он плавал когда-то там, где теперь находятся Тюильри, Виндзорский замок и Кремль. Во времена Потопа он презрел Ноев ковчег, и, если когда-нибудь мир, словно Нидерланды, снова зальет вода, чтобы переморить в нем всех крыс, вечный кит все равно уцелеет и, взгромоздившись на самый высокий гребень экваториальной волны, выбросит свой пенящийся вызов прямо к небесам».

Так возвышенно и неоглядно писал отчаянный китобой. Когда он писал про Ахава, преследующего вокруг всего света, по всем морям и океанам, Белого кита, то он писал о себе самом, но это не помешало ему создать легенду, которая живет в веках.

«Сородич Моби Дика», – читаю я в «Комсомольской правде». О-го-го! – радуюсь я. Прав старик Мелвилл! Моби Дик не мог исчезнуть. Не мог исчезнуть из океанов такой могучий и свободный зверь. Потомки Моби Дика скользят в глубинах у берегов Антарктиды и Командорских островов, кормят детишек сладким молоком…

«Промысловиками китобойной флотилии „Дальний Восток“ добыт абсолютно белый кит, – читаю я дальше в газете, которая воспитывает нашу смену. – Старший научный сотрудник ТИНРО, молодой ученый В. Латышев, находившийся в этом рейсе на флотилии, рассказал: „Встреча с легендарным китом произошла в Тихом океане. Под вечер на горизонте китобои заметили скопление китов. Среди темно-серых плыл белый кит. Точный выстрел гарпунной пушки – и белая громада на лине. Наконец лебедки втянули на слип белоснежную тушу. Лишь кое-где тело его кровоточило от присосок огромных кальмаров… На земном шаре животные-альбиносы хотя и встречаются, но довольно редко, – читаю я дальше рассказ молодого научного работника В. Латышева, и сердце мое закипает бессильной ненавистью к нему. – Это белые вороны, воробьи, якутские соболи, камчатские лисицы. Среди десятков разнообразных по окраске китов – серого, темно-коричневого и черного цвета – лишь у усатых иногда встречаются белые пятна в области брюха и хвоста“».

За этими бездарными, мертвыми газетными строчками я вижу, как в океан опускается солнце. Низкие лучи золотят зыбь. Волны темно-сини, густы. Над океаном пахнет рыбьей, странной жизнью. Стадо китов провожает светило на ночной покой. Среди стада плывет красавец. Один на десятки тысяч. Быть может, последний в мире герой легенд – Белый кит, внук Моби Дика.

Гарпунер идет к пушке, ему убить Белого кита – раз плюнуть: море спокойно, а мерцающую белую цель видно и под водой. Вокруг десятки других китов, целое скопление – перевыполняй план. «Белого! Белого!» – орет Латышев. Хлопает выстрел. Внука Моби Дика надувают воздухом, и вот туша уже на слипе, а на туше стоит Латышев, и со всех сторон щелкают фотоаппараты.

Зачем Латышев убил Белого кита? Он только объяснил, «что на земном шаре животные-альбиносы хотя и встречаются, но довольно редко». Но мы и сами знаем, что белые вороны – редкость.

Быть может, ученым интересно узнать состав пигмента в коже белого кита. Быть может, состав пигмента – важная вещь. Но легендарность чего бы то ни было или кого бы то ни было – великая ценность, ибо легенда – одухотворенность многих поколений людей, их любви, ненависти, талантов, почтения к миру. И если ты убиваешь легендарное животное, но не можешь объяснить зачем, то ты уже не ученый, не интеллигент – ты мещанин.