Четвертый тоннель - Игорь Андреев Страница 53

— Если ты напишешь с мягким знаком, то напишется с мягким. А если напишешь без мягкого, то напишется без мягкого.

Немая сцена. Разрыв шаблона. С удивлением смотрит. Я смотрю на него и тоже недоумеваю: это же так очевидно! Что тут может быть непонятного?!

— Э-э-э… а-а-а… А если по правилам?

— По правилам, конечно, с мягким, — говорю, а сам думаю: «Правила придуманы, чтобы все писали одинаково и понимали друг друга, но зачем по этому поводу так волноваться?!»

Проверить эффективность процесса я смог при наступлении следующего эпиприступа, который пришел примерно через два месяца. Я ехал в троллейбусе и увидел, как все окружающее начало погружаться в сумерки, а передо мной возникла мерцающая точка оранжевого цвета. Страх не появился. Спокойно, как ни в чем ни бывало, я подошел к приятной, интеллигентного вида женщине среднего возраста:

— У меня сейчас будет приступ, — говорю. — Ничего особенного, просто могу потерять сознание на несколько минут. Если это произойдет, просто присмотрите за мной, пожалуйста. Ничего делать не надо.

— Хорошо, — ответила она, удивленно рассматривая меня.

Пришел в себя на том же месте. Троллейбус стоял возле тротуара. Передо мной — молодой мужчина в спортивной куртке, надетой поверх белого халата.

— Как самочувствие? — говорит, улыбаясь.

— Нормально, — отвечаю, — только немного чувствую слабость.

— Ну тогда поехали со мной.

— Поехали, — говорю.

И все.

Но это произошло позже. А тогда, увидев эффект от процесса, я решил освоить еще один инструмент «Духовных технологий»…

Второй раз я пришел к Анатолию для освоения техники Глубокий ПЭАТ четвертого уровня (ГП-4). Она устроена иначе, чем ГП, и решает не конкретную проблему, а сливает заранее намеченные полярности. Как следствие, исчезает напряжение, вызванное ими.

Для первой сессии ГП-4 я выбрал пару «сила и слабость». Я слишком часто чувствовал себя слабым (то есть недостаточно сильным) по жизни.

Толя попросил представить сюжет, в котором я ярко переживаю слабость.

— Ничего не придумывай, — говорит. — Первое, что придет, и есть то, что нужно.

Перед глазами появляется картинка из прошлого. Я в зале дзюдо. Мне тогда было лет десять, жил с родителями в Норильске. Стою на борцовском ковре. Передо мной тренер в синем спортивном костюме. Стоит, слегка наклонившись-согнувшись ко мне, и ругает за то, что я, мол, ленивый, бесталанный, слабый и т. д. Как и полагается советскому педагогу, говорит не о том, что я делаю не так, а о моих личностных характеристиках. Помню его любимую фразу (он бросал ее каждому мальчишке): «От тебя никакого толку, ты сюда пришел нулем, нулем и остался!» На картинке у него такая мимика — агрессия и презрение: глаза на выкате, складки на лбу, нижняя губа оттопырена.

Вокруг сидят на татами другие мальчики, смотрят на него и на меня. На него — слушают авторитетного дядю, на меня

— каждый по своему присоединяясь к мнению дяди, но без особых эмоций. На заднем плане — стена из зеркал. Мои эмоции: обида, страх, ощущение бессилия перед большим авторитетным дядей. Хочется оправдываться. Ощущения в теле: все тело съежено, поверхностные мышцы напряжены, голова втягивается в плечи, мышцы лица вытягиваются вперед, как бывает перед тем, как заплакать.

Потом Анатолий попросил материал, в котором я переживаю силу. Эпизод пришел сразу. Мне было лет четырнадцать, наверное. Я участвовал в соревнованиях по каратэ-шотокан. Бои по системе WUKO, то есть после каждого проведенного удара участников останавливают, разводят и оценивают. Это был мой первый бой на соревнованиях. Я нанес первый удар — налетел на противника ударом ноги в живот, и он упал. В зале было много болельщиков из разных спортклубов — толпа взревела.

В этом эпизоде картинка, которую мой ум связал с ярлыком «сила», была такой. Рефери слева жестом руки вниз дает оценку «вазари». Рефери справа тоже. Напротив стоит противник, стройный черноволосый парень с правильными чертами лица. Мы пронзаем друг друга глазами. Под ногами желтый пол с синими полосками, покрытый мягкой, словно резиновой, приятной на ощупь краской. В нем отражается свет, который льется сверху из мощных ламп. Вокруг, по сторонам зала сидят болельщики — большое кольцо людей, белые пятна лиц на фоне массы одетых в темную зимнюю одежду тел. В картинке мои сжатые кулаки и запястья рук, выдвинутых вперед, и край рукавов кимоно. Эмоции — ярость и радость. Мне хорошо. Чувство всесилия — кажется, что я в центре мира. Я хочу разорвать противника. По вискам, щекам, шее и верху спины вниз бегут мурашки. Спина сильно распрямлена, хотя обычно я сутулюсь. Руки выдвинуты вперед и в стороны, наполнены силой.

Начали сливать «силу» и «слабость» по заданному алгоритму. Обе картинки постепенно поблекли. В «слабости» желание оправдываться превратилось в желание возразить, а потом — в безразличие. Ощущение сжатости в теле исчезло.

Взгляды тренера и ребят потеряли эмоциональное наполнение. Все поблекло. В «силе» — все то же. Желание порвать противника превратилось в ничто. Блестящий пол и яркий свет, которые почему-то хорошо запомнились, потеряли насыщенность. Как и рефери, люди вокруг и противник. Все они стали прозрачными статистами пустой картины.

Анатолий сказал, что процесс продвигается хорошо. Продолжили работать — картинки поблекли еще больше, как будто на них прозрачные профили, которые я могу заполнить краской с помощью воображения, если хочу, но сами по себе пустые.

Когда картинки исчезли в никуда, Толя задал контрольный вопрос:

— Игорь, сейчас ты можешь почувствовать разницу между силой и слабостью?

— Нет, — говорю, — не могу. Могу объяснить, что я имел в виду, но это отнюдь не очевидно.

По пути домой я рассматривал мужчин на улице и в метро. Задавался вопросом: что такое сила и слабость? Смотрю на мужиков — выбирая тех, кто на вид покрепче, и думаю: «Кто из нас сильный и слабый?» Хотелось понять то, что раньше было очевидным и как-то пугающим — я априори считал себя слабее других, хотя много занимался спортом. Смотрю на парня, телосложением напоминающего медведя. «Например, вот этот мужик, возможно, крепче меня, — думаю, — ив случае столкновения лучше бить его тяжелым предметом, чем кулаками». И тут же понимаю, что сам по себе факт его физического превосходства — которое, кстати, не так уж очевидно, — не вызывает у меня никаких эмоций. Заглядываю в лица крупногабаритных мужчин в надежде увидеть силу. Они почему-то сразу отводят глаза…

Инструменты «Духовных технологий» оказались весьма интересной игрушкой. Я больше не развлекал себя чтением, телевизором, компьютером, бесцельными прогулками и чем-то еще, как прежде. Я проводил процессы Глубокого ПЭАТ. Это были удивительные путешествия, которые невозможно купить в турагентстве, но можно отправить себя туда совершенно свободно в любой момент из любого места. Побочным эффектом этих развлечений стало осознавание того, как устроена моя жизнь, моя природа, моя Вселенная. Я делал это еще две или три недели, каждый день по три — пять часов. Я стал получать удовольствие уже не от новых возможностей, а от процесса открывания новых возможностей. Почти перестал удивляться открытиям. Стал часто замечать себя в состоянии беспричинного счастья. Запах и вкус горячего картофеля, холодное стекло, сквозь которое видна автомобильная пробка на проспекте Маршала Жукова, грязный снег, и мысль: «Я просто существую — это так прекрасно!»