Фотография - Пенелопа Лайвли Страница 53

Она понимала, что творится с подругой. Временами. Не всегда. Однажды она обо всем догадалась по расстроенному лицу подруги, когда заметила, что за внешней веселостью таятся мрак и скорбь. Но понимала, что расспрашивать ни о чем не стоит. Она видела, что Кэт постоянно бежит от расспросов и испытующих взглядов; что бы с ней ни происходило, об этом приходилось только догадываться. Лишь изредка она узнавала обо всем. «Прости, что я так, — говорила Кэт, — но мне надо было кому-то выговориться, и получилось, что тебе. Вообще-то, кроме тебя, больше некому».

Глин Питерс и Мэри Паккард кружили вокруг друг друга, точно осторожные псы. Когда они познакомились, Мэри почувствовала, что ее открытая улыбка больше смахивала на оскал. Почему именно он? — думала она. Почему именно этот человек? Именно сейчас? Она сочла Глина ловким мародером, едва ли не насильником. Когда Кэт сообщила, а скорее объявила: «Вообще-то, я собираюсь за него замуж», Мэри тут же спросила: «Ты что, беременна?»

Кэт вдруг притихла и отвела взгляд. «О, нет, — сказала она. — Боже мой, нет, конечно…» И потом вдруг снова заговорила тихим, спокойным голосом: «Я думаю, он любит меня». И Мэри не нашлась, что ответить.

Так что сегодня, много лет спустя, когда Мэри наблюдает, как Глин выходит из машины, оглядывается по сторонам, открывает ворота и идет по тропинке ее сада, она видит человека, нагруженного багажом — багажом прожитых лет. Багажом ее первоначального недоверия, сменившегося терпимостью. Когда-то этот человек ей не нравился, потом она смирилась с его присутствием, потому что ничего другого не оставалось; он стал неотъемлемой частью жизни подруги. Она видит человека, с которым периодически спорила, того, чье мнение непререкаемо, того, кто готов переубедить и переспорить всех и каждого. Замечает, что этот человек стал старше, потом вспоминает о своей собственной седой макушке. Тем не менее это явно тот же самый человек, и с его появлением в памяти всплывают другие времена, другие люди. Он приносит с собой Кэт, голос Кэт, она говорит: Глин то, Глин се, Глин уехал на пару дней, так что я тут гуляю — давай и к тебе приеду? Их дом в Мелчестере, где Мэри бывала редко и всегда находила, что этот дом лишен сердца, двое приходят сюда и отсюда уходят, но отчего-то здесь не живут. Воспоминания о доме Элейн и Ника: сборища на тесной кухне, Кэт, от нее не отходит Полли, Элейн раскладывает по тарелкам еду для дюжины гостей, Ник беспрестанно вещает о каком-то очередном проекте, Оливер как-его-там постоянно маячит вокруг. Он приносит…

Глин стоит у двери коттеджа. Поднимает руку и стучит. Мэри открывает окно студии. «Я здесь!» — говорит она.

Когда Глин протягивает руку, чтобы открыть калитку, его охватывает нерешительность. Внезапно он перестает понимать, зачем понадобилось ехать к Мэри Паккард. Что заставило его сделать необдуманный телефонный звонок, показавшийся ему тогда таким нужным?

Он овладевает собой. Осматривается: видит сложенный из известняка коттедж, окна со средниками — дом построен веке в семнадцатом, а кирпичная труба и крытая шифером крыша относятся явно к более позднему периоду. Откуда-то сбоку раздается голос. Он оборачивается и видит ее. Да, это она, хотя он с удивлением замечает, что она тоже… словом, постарела.

— А… — говорит он. — Мэри.

Впоследствии он будет пытаться восстановить в памяти все сказанное тогда, и обнаружит, что все, что помнит, — скопление слов и чувств: ее слова, его молчаливая реакция. Своих собственных слов он не припоминает; он осознает, что сначала что-то говорил, а потом умолк. В какой-то момент она тоже перестает говорить, и в комнате воцаряется тишина — в весьма обитаемой комнате Мэри, комнате, которая одновременно служит кухней, гостиной и кабинетом. Негромко тикают старые часы из тех, что раньше висели на железнодорожной станции, на комоде свалены морские раковины, камни, сушеные травы и овечий череп. «Наверное, я и слова не даю тебе сказать, — замечает она. — Извини». Он вспоминает, что лишь руками развел — в знак чего? Поражения? Уступки? Отречения от собственных слов?

Это было уже после обеда. Обменявшись приветствиями, они отправились в коттедж, она сварила кофе. После нескольких минут разговора Мэри сидит и молчит, у нее странное выражение лица. После того как он робко намекнул, был осторожным, искренним, убедительным.

Немногим позже. После того как Мэри начала говорить — и проговорила довольно долго. Говорила о Кэт. Хочешь узнать о Кэт? — спросила она. Хорошо. Я расскажу тебе о Кэт.

Вообще-то, меня не проведешь, Глин. Забудь про свои мемуары. Ты ведь не собираешься писать никаких мемуаров, так? Я не знаю, что тебя беспокоит, но что бы то ни было, ты сделался одержимым Кэт, правда? Одержимым так, как, я подозреваю, никогда не был при ее жизни. Во всяком случае, после того, как на ней женился.

Тогда-то слова и стали накапливаться в его мозгу, а он — просто слушать, вопреки самому себе, испытывая калейдоскоп эмоций. Первоначальное негодование проходит, уступая место тому, что он осознает гораздо позже — много-много дней спустя. Мэри говорит о Кэт, которую Глин, кажется, совсем не знает. Тогда-то она и сообщает ему о выкидышах. Ты ведь так и не узнал об этом? — спрашивает она. Кэт говорила, ты не в курсе. Она бы и не сказала тебе. Когда все случилось, ты был в отъезде — кажется, в Штатах. Она собиралась сообщить тебе о том, что беременна, когда ты вернешься. Прошло много лет — это произошло спустя два или три года после вашей свадьбы. Она тогда работала на каком-то фестивале искусств вроде как.

Ты и не представлял, как она хочет ребенка. Как желает стать матерью. Я тоже не представляла — до того, как обо всем узнала. Впоследствии она призналась: может, оно и к лучшему, Глин вряд ли был бы в восторге от этой идеи. Вот только к лучшему это не оказалось — все было так же плохо, как и всегда.

Второй раз. Второй раз у нее случился выкидыш. Второй раз она не смогла стать матерью. Первый раз ребенок был не твой. Очень давно это случилось. Кэт тогда было двадцать с небольшим. Однажды она рассказала мне об этом — просто, в разговоре, так она всегда говорила о самом важном. Я спросила, осталась бы она с отцом ребенка, если бы не потеряла его, — и она ответила: конечно, ради этого — да. Еще бы. Ради этого — все что угодно.

Ты хочешь знать про друзей Кэт? — спрашивает Мэри. Ну, по большому счету, это только я. Но обо мне ты знал с самого начала. Ты хочешь знать о мужчинах, которые дружили с Кэт? Это тебя беспокоит? Если так, то ты идешь по ложному следу, Глин. Не было никакой толпы любовников. И скелетов в шкафу тоже.

Тут он и рассказывает ей о том, что случилось. По крайней мере, и у него есть козырь на руках.

Да, я знала, говорит она. Узнала впоследствии. Когда твоя жена ненавидела себя. То есть больше, чем обычно.

Она рассказала мне. Сказала: я сделала большую глупость. Чертовски бессмысленный поступок. Ник. Она сказала. Ник, почему именно он? Я помню, как она сидела здесь с крайне унылым видом.

И нет, я не знаю почему. Подобные вещи вечно влекут доморощенных психоаналитиков, так ведь? Могу сказать лишь одно: долго это не продлилось и в какой-то момент прекратилось раз и навсегда. Ник, конечно… ну, ты знаешь Ника так же, как и я. А то и лучше. Ник ведь всегда плыл по течению, так? Жил сегодняшним днем. И в Кэт это было в изрядной степени, это факт. Но в ее случае только так она могла удерживать своих демонов, чем бы они ни были, что бы ее так часто не мучили изнутри.