На этом свете - Дмитрий Филиппов Страница 52

Егор был прав. Он просто первым озвучил зудящую под кожей неудовлетворенность. Словно бабу всю ночь уламывал, а она под утро чмокнула тебя в щечку и упорхнула домой.

Толпа схлынула, разбежалась, но заведенные руки омоновцев хотели крушить и ломать, сжатому кулаку не хватало чьей-нибудь хлипкой челюсти (мужской, женской – неважно). Почему нет крови на дубинке? За что так обманули резину: поманили доступной черепной коробкой? Вадим Бойко, прапорщик батальона № 2 ППСМ МОБ ГУВД по Санкт-Петербургу, – ты наш герой! Не потому, что врезал какой-то красной футболке; ты просто устал прятать свою звериную натуру. А мы звери, жадные и хищные, мы готовы вцепиться в глотку сетевым хомячкам, чтобы, захмелев от вкуса крови, широко улыбнуться на весь белый свет.

Дюша вспомнил на мгновение армейские годы, голодные и трусливые, вспомнил старшего сержанта Демьяненко. Тот с улыбкой прижигал салагам ладони огоньком сигареты, с довольным хохотом безнаказанности подпаливал им брови дешевой одноразовой зажигалкой. Дюше намертво впечатался в память ее оранжевого цвета щелчок. Цвет-звук страха и ненависти к самому себе. А потом Дюша сам стал старослужащим и под дембель лупил молодых без жалости и раскаяния. Без ненависти и без радости. Без садистского сладострастия. Просто иначе его собственный год бессонных ночей и унижений оказался бы прожитым зря.

С каждым вздохом стук сердца становился глуше, уже не молотил по ушам колокольным звоном, восстанавливался пульс, мышцы рук и предплечий против воли обрастали ватой. Взбудораженный зверь уползал в берлогу.

– Баста, карапузики, кончилися танцы! – это подошел Лешка Патрикеев. Во взводе его прозвали Малыш: широкий детина ростом под два метра. Любимая тема: как, сколько раз и в каких позах он спит со своей Мариной.

– Скорей бы уже, – согласился Дюша.

– Что, к бабе торопишься?

– Да нет, жрать хочу.

– И то верно… А я сейчас к своей Маринке под одеяло. Раком поставлю и сиськи намну. Ох, я ее…

Дюша отвернулся, чтобы отойти. Спас взводный:

– По машинам. Мага и Платон в первую, Хруст и Малыш – вторая, Сурок и Егор – третья…

Сурок – это Дюша Макеев. Его так прозвали за то, что очень похож на Билла Мюррея из фильма «День сурка». Только у Дюши подбородок жестче и нос с горбинкой.

– Ну что, – Дюша повернулся к Егору, – потопали?

– Ага! Но пасаран! – Егор напоследок сощурился и клацнул зубами, надеясь сожрать невидимого врага.

Сопровождение задержанных – часть работы, но это уже мелочи. Помимо штатных сотрудников полиции в автобусе должны находиться два бойца ОМОНа. Один в голове автобуса, у входной двери, второй в проходе, у задних рядов. Дюша знал маршрут третьего «пазика». Сначала они свернут на Литейный, доедут до Невы, а потом вдоль реки, по набережным Робеспьера, Смольной, Синопской. И так до проспекта Обуховской Обороны. Можно было бы прямиком по Невскому, но там пробок немерено. Особенно на кольце, на площади Восстания. Затем проедут мимо Мурзинки, свернут на Рыбацкий проспект и выгрузят всех в 45-м отделении полиции. Десять-пятнадцать минут формальностей, и можно будет ехать на базу – сдать броню, дубинку, каску, переодеться и идти домой. Смена на этом закончится. А дома его ждут вкусный ужин и кровать, застеленная свежим бельем, мягким и скрипучим от чистоты. Он поужинает, ляжет, заберется под одеяло, свернувшись калачиком, как в детстве, как в утробе матери двадцать два года назад. Закроет глаза. И долгих двенадцать часов ему будут сниться разные сны, вытягиваясь тонкой ниточкой из полыньи подсознания. Конечно, он будет храпеть. Тяжелым храпом ядовито-вишневого цвета.

– Куда нас везут? – женский голос справа. Низкий, спокойный, ясный. Громкий. Громче дозволенного.

Голос показался Дюше знакомым. Он обернулся. Так и есть. Та самая девушка, что высовывалась из автобуса, кричала о «правах человека».

– В 45-е отделение, – ответил Дюша.

Разговаривать с задержанными не разрешали, но и не запрещали. Какая-то тонкая непонятная грань, которую каждый сотрудник сам для себя определяет.

Девушка молча кивнула и уткнулась в мобильный телефон.

Худая. Коротко стриженная. Каштановые волосы завиваются на концах. В больших карих глазах недовольство и дерзость. Чуть пухлые губы плотно сжаты. На овальном лице минимум косметики. Под нижней губой простуда. В носу маленькая серьга. Красивая пацанка.

Одета броско и со вкусом. Кожаная куртка нараспашку, цветастый шарф, многочисленные фенечки и амулеты. Красная обтягивающая водолазка на голое тело. Выпирают соски.

Ее можно было бы принять за подростка, если бы не налет грусти и опыта, скопившийся в острых сутулых плечах.

– А когда нас отпустят?

– Этого я не знаю.

Дюша обманывал. Дюша прекрасно знал, что все задержанные проведут сутки в отделении, в камерах, на жестких нарах, ворочаясь в полусне. Заснуть у них вряд ли получится: от железных дверей тянет сыростью и сквозняком. Днем их снова посадят в автобусы и отвезут в мировой суд на улицу Красных Текстильщиков. Там продержат до позднего вечера. Каждому впаяют административку и выпишут штраф в тысячу рублей. А ночь в камере… она отрезвляет.

– Так уж и не знаешь?

– Не знаю.

Красивая пацанка немного помолчала, а потом выдала:

– Представьтесь, пожалуйста.

– Сержант Макеев. Довольна?

– Довольна, – она улыбнулась. – А что, Макеев, забьемся на свиданку? Завтра в 19.00 у Гостиного Двора? У меня в руках будет журнал Playboy.

Глядела открыто, смело и чуть насмешливо. Вздернула острый подбородок. Обнажила зубы, желтеющие от кофе и сигарет. А Дюша не выдержал взгляд, провалился, как двоечник у доски.

– Что, Макеев, не нравлюсь? Не в твоем вкусе? – порочная хрипотца в голосе и сразу же – заразительный хохот. – Мы будем милой парой – мент и политзаключенная. Как тебе такая стратегия 19?

– Дура ты. Вам много платят?

– Ты кретин или прикидываешься? – она повертела пальцем у виска и отвернулась к окну.

– Разговоры прекратить.

Девушка ему нравилась. Всегда любил такой тип: ягодно-фруктовый микс, горький шоколад. Дикие кошки. Никогда не будут есть с рук. Но таких мало осталось. Дюше всё как-то попадались рыхлые и доверчивые, как манная каша на воде. С такими тоже интересно первое время, но очень быстро надоедает их безропотная приторность. Уходил от них Дюша без сожаления, а прощальные истерики, слезы и размазанная тушь вокруг глаз только веселили, поднимали настроение.

Дикие кошки встречались реже. Почти не встречались. Занесенный в Красную книгу редкий вид. Это всегда так: чем дольше мечтаешь о счастье, тем оно больше издевается над тобой.

Обмен взглядами на встречных эскалаторах метро… Такой глупый и боязливый! Как в песне: «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она…». Вот она, девушка твоей мечты, рядом проплывает. Наплюй же на приличия, сорвись, перелезь на встречный путь (а ведь девушки любят такие поступки). Скажи ей все, как есть, ничего не придумывай. В худшем случае потратишь двадцать пять рублей на повторный проход через турникет. А в лучшем – откроешь дверь в свою собственную сказку…