День учителя - Александр Изотчин Страница 52

Ирина как-то сообщила, что она решила пойти навстречу мужу и просто развестись. Развод был вскоре оформлен, Лаврова предложила Мирошкину отметить это событие как-нибудь особенно: «Я купила две путевки в дом отдыха на выходные, так что реши вопрос с дежурствами. Там будет кое-кто из моих знакомых. Обещают насыщенную культурную программу, называется «Истоки русской души». Тебе как историку должно быть интересно. Я специально выбрала». От его денег Ирина отказалась. Через выходные, ранним утром они ехали на стареньком «ЛАЗе» в Подмосковье с группой туристов, как и они жаждавших припасть к «истокам». Все время дороги Андрей всматривался в сидящих близ него людей разного возраста, пытаясь понять, кто из них знакомые Ирины. Не увидев среди ожидающих автобус у метро «Комсомольская» Линду Храпунову, Мирошкин вздохнул с облегчением, но одновременно несколько растерялся — ни с кем Ирина не поздоровалась, никто к ней не подошел. «Наверное, не поехали», — решил Мирошкин и успокоился. Ему хотелось вот так сидеть рядом с Ириной, обнимать ее за плечи, держа руку на девичьей груди, по-прежнему незащищенной под платьем бюстгальтером, и ни с кем не общаться.

Впереди показались заросшие лопухами и репьями ворота пионерского лагеря. Над входом красовалась несколько поблекшая надпись: «Электрон». «Это брошенный пионерский лагерь, — пояснила Лаврова, — их по Подмосковью много. Вот тут ребята, которые тур организовали, поселились — они в охрану лагеря поступили. Теперь и сами живут, и туристов возят. Автобус купили». Когда выгрузились, внимание Лавровой привлек черный кот, сидевший у ворот лагеря. Ее вообще тянуло ко всякой живности. Она подошла к нему и начала рассматривать, не произнося ни слова. Андрей с недоумением посматривал то на нее, то на кота. Так продолжалось до тех пор, пока мимо Ирины не проследовала пара, одной из последней появившаяся из автобуса, — он лет на пять-семь постарше Мирошкина, длинноволосый, джинсовый и в «казаках» на ногах, довольно смазливой наружности, она — лет сорока, ярко накрашенная, вообще когда-то красивая женщина, но с явными проявлениями увядания на лице, руках и бюсте, выпиравшем под туго обтягивавшей ее торс майкой, рискованно подчеркивавшей еще и несколько обвисший живот дамы, и ее раздавшийся таз. Длинноволосый, проходя мимо Лавровой, приостановился и сказал девушке: «Боитесь кошечки? Не бойтесь, она не укусит!» Было что-то в его словах такое, что не понравилось Мирошкину, развязный тип как будто знал Ирину и говорил всю эту бессмыслицу вовсе не для того, чтобы сказать услышанное Андреем, но для того, чтобы обозначить перед девушкой свое присутствие, показать, что он почему-то имеет право ей все это говорить. Его дама неодобрительно и брезгливо рассматривала молодых людей. Во взгляде, брошенном на него странным субъектом, Мирошкину почудилась насмешка. Вспомнив о знакомых Лавровой, Андрей спросил ее: «Кто это?» Лаврова как-то отрешенно смотрела вслед удаляющейся по лагерной дорожке паре и произнесла фразу, смысл которой Мирошкин не понял:

— Никто. Это человек из страны, в которую поезда не ходят.

— Баба у него старая, — поддержал разговор Мирошкин.

— Да, старая, страшная, зато богатая и счастливая.

— Ты их знаешь?

— Нет, с чего ты взял?

— Ты говорила, что какие-то знакомые будут?

— Я? Может быть. Нет, тут моих знакомых нет.

Она взяла его за руку и прижалась к плечу. Странная пара в сознании Мирошкина сразу отступила в общую массовку тургруппы. «Мало ли кто это? Подошел какой-то еб…рь со своей теткой к Ирине. Увидел — красивая девушка, и сразу начал разговоры затевать. Только и всего. Надо было ему чего-нибудь сказать, эдакое». Они догнали группу. Ирина подчеркнуто внимательно смотрела на экскурсовода, сжимая своей холодной рукой руку Мирошкина и не оборачиваясь ни на что вокруг. А между тем посмотреть было чего. Они стояли на заросшем лугу, где, судя по всему, когда-то проходила лагерная линейка. Теперь на флагштоке развевался диковинный флаг — на красном фоне был нарисован символ, похожий на свастику, но с гораздо большим количеством «клюшек». «Это флаг древних русов», — пояснил экскурсовод, молодой крепкий мужик, плакатно-славянского типа, с большой бородой, одетый в вышитую рубаху, подпоясанную веревочкой, и синие портки, заправленные в начищенные до блеска хромовые сапоги. Он назвался Доброславом. «А вот это, — Доброслав обвел по периметру «линейки» рукой, — боги русов-славян: Перун, Велес, Род, Сварог, Мокошь…» Он продолжал перечислять еще какие-то названия, их было не менее трех десятков, стоявших вокруг деревянных идолов, двухметрового роста, с одинаково мрачными лицами, среди которых выделялся своими раскрашенными золотой краской усами Перун. Мирошкин, занимавшийся, правда, другим историческим периодом, не мог понять, откуда Доброславу известно столько языческих богов, если их перечень в летописях ограничивался пятью-шестью наименованиями. Некоторые имена были совсем уже диковинными — Хапун, Услад, Кукиш, Жировик, Лизень и еще какие-то. «И это не все наши боги, — подвел итог Доброслав, — на самом деле их более ста, гораздо больше, чем у древних греков. Сейчас наш скульптор волхв Велеслав работает над очередными ликами, и через года два мы сумеем поставить здесь всех древних русских богов». Перед туристами возник сам Велеслав, тип которого контрастировал с Доброславом, — невысокий мужичонка лет пятидесяти с крючковатым носом, тонувшим в черной бороде, изрядно побитой седыми волосами. На нем поверх такой же живописной рубахи, как и на Доброславе, был надет кожаный фартук. Огладив сальные перетянутые веревочкой волосы на голове, Велеслав поведал присутствующим о великой тайне русского язычества, скрываемого от народа «иудейско-христианской православной церковью и лживыми историками». Все происходящее стало казаться Мирошкину дурацким фарсом.

«А вот и Дрочена», — отвлек внимание присутствовавших от разгорячившегося Велеслава Доброслав. К ним подошла высокая красивая женщина лет тридцати, одетая в одну только тонкую белую рубаху, плотно облегавшую ее огромный бюст. В руках она держала поднос, на котором стояли одноразовые стаканчики и кувшин. «Отведайте меду», — пропела Дрочена, потряхивая внушительной толщины косой. Надо сказать, что часть туристов уже в автобусе взбодрилась, приняв водки. Продолжали они исподтишка выпивать и стоя теперь на «языческом капище», созданном фантазией и мозолистыми руками Велеслава. Никто не стал ждать второго предложения. Кувшинчик, из которого аппетитная Дрочена наливала каждому в стаканчик сладковатую жидкость, быстро иссяк. «Не торкает», — подвел итог здоровый, обритый наголо красномордый турист, на шее которого из-под черной майки виднелась толстая золотая цепь. Игриво поглядывая на Дрочену, он тут же разлил присутствующим по тем же стаканчикам водку, бутылку с которой извлек из спортивной сумки, стоявшей у его ног. После этого экскурсия пошла веселее.

Весь лагерь был разбит на зоны, проходя через которые туристы встречали то Бабу-ягу, то Лешего, то Кощея Бессмертного, то еще кого-нибудь. В действе, судя по всему, было занято не менее десятка человек, но складывалось впечатление, что они, участвуя в этих игрищах, преследуют вовсе не меркантильные соображения, точнее, не только их, но и осуществляют некое «служение». Каждый из встреченных персонажей русских сказок предлагал присутствующим какой-нибудь конкурс. Туристы перетягивали, прыгали, забирались и т. д., со все более возрастающим энтузиазмом, подогреваемым извлекаемыми из сумок бутылками водки. Даже Андрей, поначалу свысока наблюдавший за происходящим среди заросших высокими травами детских площадок и покосившихся беседок, после третьего конкурса, точнее, после выпитого на этом конкурсе, воодушевился и почувствовал симпатию ко всем этим незнакомым людям, что-то кричавшим и энергично разливавшим спиртное по стаканчикам. Ирина также развеселилась и висла на Андрее. Они целовались и все чаще отдалялись от группы, поэтому Андрей не всегда мог расслышать задания, которые ставила перед ними сказочная нечисть. Доброслав неизменно возвращал их в «коллектив» и вовлекал в игры, смысл которых отвлекавшимся Мирошкину и Лавровой был не всегда понятен, отчего уже хорошо набравшийся Андрей вносил в конкурсы сумятицу, чем только еще больше веселил присутствующих.