"Шведский стол" - Ася Лавруша Страница 52

– Тут бы такой, знаешь, центр досуга устроить! – авторитетно заявил Володька. – Ну там сауна, бассейн, бильярд, девочки… А чё, в Москве таких уже полным полно!

Не успел он обрадоваться появлению нежданного единомышленника, как вдруг свежепокрашенные двери распахнулись, и на пороге возник незнакомый человек в таком же, как у Володьки, спортивном костюме. Увидев его, Володька побелел и жалобно заблеял:

– Шмук, ну я прошу тебя, Шмук, ну ты же знаешь, не брал я у них ничего… И не подставлял… Это люди Вартана сделали…

Не обращая внимания на его слова, Шмук быстро вытащил из кармана пистолет и несколько раз выстрелил в Володьку. Потом резко повернулся, навел курок на него и сказал:

– Вякнешь кому, на такую легкую смерть не рассчитывай! Понял?.. – Он судорожно кивнул, и уже через секунду во дворе взвизгнула отъезжающая машина.

«Как хорошо, что я никому не рассказал про Голландию», – думал он, спустя какое-то время, когда к нему вернулась способность соображать, и он понял, что каким-то образом оказался дома и теперь бросает в дорожную сумку свои вещи.

«И хорошо, что родители уже месяц, как у бабушки в Минске, и тоже ничего не знают! На последний автобус я вроде успеваю… Завтра вечером перееду границу, за это время они вряд ли что-нибудь выяснят…»

Бодрая гидесса в автобусе говорила без умолку. Туристы шутили, смеялись и пили пиво. Он готов был их всех убить. За окном бежали разнокалиберные деревья, автобус останавливался в каких-то городах и поселках. В его воображении снова и снова возникал вид грузного тела, лежащего в темной луже на светлом полу. А то, как он потом закрывал дверь и как добирался домой, он так никогда и не вспомнил.

На границе его никто не задержал.

В Амстердаме их привезли в небольшой аккуратный домик с черепичной крышей, похожей на крышу его церкви, и разместили в комнатах по двое. Он боялся, что у руководительницы группы есть какой-нибудь старый кагэбэшный канал связи с родиной, и оттуда вот-вот придет сообщение о розыске подозреваемого в совершении тяжкого преступления. Поэтому, как только им предложили «отдохнуть с дороги», он, не распаковывая сумку, направился к выходу.

– У меня здесь подарки друзьям, мы договорились, что первым делом я приеду к ним, – сообщил он молодому человеку, с которым его поселили. Вообще-то новые свободные времена уже успели окрепнуть, и никто больше не требовал, чтобы советские люди за границей держались кучно и отчитывались друг перед другом о каждом предпринятом шаге, но он решил оправдаться. Сосед в ответ равнодушно пожал плечами.

Закрыв за собой ажурные металлические ворота, навеявшие горькие воспоминания о кресте, снятом с его колокольни, он на всякий случай переписал на бумажку малопонятные буквы на табличке с адресом и спрятал ее в кошелек. Возвращаться сюда он не собирался, но бог знает, как сложатся обстоятельства… Потом сел в первый подвернувшийся автобус и часа через полтора оказался где-то в районе порта.

Несколько суток он бомжевал в Амстердаме. Дни были более или менее сносными. Он не спеша бродил по улицам достойных кварталов. Крутые арочные мостики, отражаясь в шелковых каналах, образовывали немного разъезжающееся удивленно-восторженное «О». Время от времени в душе у него начинали звучать прохладно-солоноватые мелодии пластинки «Тюльпаны из Амстердама», которую любила мама, и он чувствовал под ресницами странную влагу, от которой чистые улочки начинали сверкать так, словно их только что вымыли, и они еще не успели высохнуть.

К вечеру он перебирался поближе к порту. Там был совсем другой мир – разноязыкий, многоцветный, неопрятный и пугающий. Никто никого не понимал, никому ни до кого не было дела. Стрип-шоу показывали прямо на улице, и пахло марихуаной. Он спал на ящиках в каком-то подвале, положив под голову сумку. О будущем не думал – ему казалось, что все должно сложиться как-нибудь само собой. Что кто-то должен подвернуться и обязательно ему помочь… Но дни шли, а спасители не торопились. Деньги, которые он с крайней экономностью тратил только на еду, заканчивались. Он давно не мылся, попытка выяснить у бородатого старика с серьгой в ухе, нет ли поблизости какого-нибудь пляжа, не удалась – старик его не понял. А потом у него украли сумку с одеждой. Он опасался оставлять ее днем в своем подвале и всегда с тихими проклятьями таскал с собой. Как-то присел на скамейку, ношу поставил рядом на землю и задумался. Вроде даже не дремал, и рядом, кажется, никого и не было, но сумка исчезла. Слава богу, хоть кошелек и паспорт оказались при нем, в кармане.

Вернувшись в «нору», почувствовал, что в душе набрякло тяжелое, но неизбежное решение. Ночью не спал, ходил из угла в угол, спрашивая себя: «Ты уверен? Уверен, что другого выхода нет? Уверен?..»

Под утро к нему в подвал неожиданно заявился тот самый старик с серьгой, с которым он пытался поговорить накануне. До этого они несколько раз встречались на улице, бродяга, видимо, тоже обитал где-нибудь по соседству. Усевшись на ящик, старик заговорил на непонятном языке.

– Откуда вы приехали? – спросил он, вспомнив школьные уроки английского.

Не обращая внимания на вопрос, гость продолжал свой непонятный монолог. Проговорив сам с собой минут пятнадцать, вытащил из грязного кармана несколько сигарет, завернутых в газетный обрывок. Закурил сам и предложил ему. Секунду поколебавшись, он взял сигарету и крепко затянулся. В сыром подвале запахло тяжело и приторно. Через несколько минут он тоже заговорил вслух:

– Я ни в чем не виноват, понимаешь! Я хотел как лучше, бизнес организовать, деньги зарабатывать! А тут встретил случайно этого козла на крутой тачке, и дернуло же меня похвастаться… Вот и сижу теперь здесь. А что было делать? Оставаться? Так менты наверняка подумают, что я тоже с бандитами связан. На меня и так в городе косо смотрят. У нас же не любят тех, которые что-то пытаются… что-то делают… А если я милиции всю правду расскажу, то меня этот Шмук убьет… Вот я и уехал… Но, видно, зря. Что мне теперь всю жизнь в этом подвале сидеть? И вещи как назло украли… Надо, наверное, возвращаться! В конце концов можно же им сказать, что не Шмук этот, а кто-нибудь другой стрелял. Я этого Шмука и не помню-то толком. Можно же описать ментам кого угодно… Да вон хоть тебя… с серьгой в ухе… Хотя, а вдруг у него тоже серьга, а я ее не заметил? Тогда он подумает, что это я милицию навел… – Старик тоже о чем-то ему рассказывал. Тяжелый с запахом старости дым клубился в подвале. – …А здесь я пропаду! Ни языка, ни профессии. Ну попрошу политического убежища, а они узнают, что меня подозревает уголовный розыск, и что тогда? Вышлют на родину, а там та же тюрьма. Нет, надо возвращаться, пока не поздно. Будь, что будет…

Он открыл кошелек и нашел клочок бумаги с адресом гостиницы, в которой остановилась их группа. Протянул листок старику:

– Ты случайно не знаешь, как туда добраться? Я на каком-то автобусе ехал часа полтора… – Недоуменно глядя в бумажку, старик продолжал говорить что-то на своем непонятном языке. – Ничего ты не знаешь – ни где пляж, ни где моя гостиница, – заключил он, выбираясь из подвала. – Но все равно тебе спасибо! За то, что хоть выслушал…